– Как тебя?
Алаис подняла брови.
– Когда ты не следишь за собой, то ходишь, двигаешься совсем иначе. Иначе говоришь, держишься…
– Вполне возможно. Как… Шеллен?
– Да, и это тоже есть. Проскальзывает иногда.
Алаис мысленно ругнулась.
Ну да, моторика-то принадлежит Алаис Карнавон, это она училась кушать, не оттопыривая локти, ходить с книгами на голове и прочим аристократическим ужимкам. И когда душа отвлекается, привычки лезут наружу сорняками.
Плохо. Вот так и прокалываются люди.
– Я привыкла бродяжить. Далан гибче и мягче. А ты… извини, но на тебе хорошая жизнь крупными буквами написана.
Элайна покачала головой.
– Я все равно поеду с вами.
– Куда?
– Допустим, в Тавальен?
Алаис взялась за виски.
– Элайна, давай сначала расскажем все Далану, послушаем, что он скажет, а уж потом…
Женщина вздохнула и согласилась.
* * *
Далан не подвел.
Алаис так и тянуло съязвить – мексиканские сериалы, только не понял бы никто.
Благородный отец: «Хулио, ты не сын мне!»
Страдающая мать: «Хулио, ты сын не только мне, но еще и ему, тому…»
Алаис (группа поддержки): «Хулио, не плачь! И из окна тоже не бросайся, не надо!»
Лизетта (тетушка, заламывающая руки): «О, сколько лет тому позору!»
Сам Далан – главное действующее лицо… и это лицо про телесериалы даже не слышало. И как должно реагировать (обморок, страдания, рыдания, попытки сейчас же воссоединиться с родным отцом), тоже было не в курсе. А потому получилось не хрестоматийно и вовсе даже не по канону.
Услышав о великой любви и трагедии своих родителей, мальчишка сначала задумался, потом сморщил нос, а потом выдал такое, от чего Арон расцвел майской розой, а Элайна побледнела и осела в кресло.
– Пап, а не наплевать ли, кто меня там сделал? Воспитывал-то ты, ты и отец! А этот…
– Осеменитель, – тихо подсказала Алаис, но Далан услышал.
– Во! Этот осеменитель пусть облезет и неровно обрастет! Мне он к чему со своим наследством? Жил и проживу, сам заработаю! Мы, Шедеры, не белоручки!
Лизетта захлопала в ладоши. Громко и звонко.
– Молодец, племянник! Лайни, а он точно от Шеллена? Замашки-то наши!
– Купеческие…
– Так и ты не из благородных…
– Цыц! – Арон не дал разгореться скандалу. – Значит, так, Далан. Я бы на это плюнул. Ты все равно мой сын, кто бы тебя ни сделал, сам знаешь, что тебя, что остальных, воспитывали и лупили одинаково, разве что у тебя еще Тисам был…
– Он и с мелкими занимался.
– Тем более. Но Алекс уверяет, что это не так просто.
– Алекс? – Далан посмотрел на подругу. Алаис почесала нос.
– Твой отец прав.
Элайна издала какой-то протестующий клекот, но ее никто не слушал. Все внимание переключилось на Алаис.
– Далан, ты все же Атрей, а не Шедер, вот какая беда. Твой отец – герцог Атрея, законный и полноправный, и ты – его первенец, его сын, введенный в род и признанный Морем. Это такой ритуал… одним словом. Если сейчас ты бросишь отца в беде, считай, ты умер.
– Это как?
– Медленно и мучительно. В герцогских родах много всякой гадости. Если вкратце, предавший свой род и свою семью гниет заживо. А уж как это будет выглядеть, гниль
[14] ты подцепишь, или еще что-то интересное будет… я не знаю.
– А откуда ты вообще такие вещи знаешь? – буркнул Далан.
Спасать магистра Шеллена ему решительно не хотелось. И даже общаться, и встречаться, и разговаривать. На кой?
Просто – на кой?
Жил он Шедером, и прожил бы Шедером, и прекрасно себя чувствовал, гордился семьей, а тут здрасте-нате! Атрей!
Даром ему тот Атрей не сдался! Хлопот много, выгоды мало!
Это Далан и собирался объявить, но тут увидел глаза матери и сдался.
– Мам, все так плохо?
– Все еще хуже, сынок. – Элайна улыбалась одними губами, а глаза у нее были пустыми и мертвыми. – Мы с Шелленом хотели сказать тебе обо всем позднее, он сам хотел поговорить с тобой, но раз уж так сложилось… Ты – законный герцог Атрей.
– И стоит тебе отсюда уехать или погибнуть – род прервется, – подвела итог Алаис. – Там, конечно, трется какая-то шушера, но их никто не вводил в род. Для Атрея они никто, просто наместники, с правом управления. Откажешься – и на побережье Атрея обрушатся разные «приятные» вещи.
И Алаис в это верила. Как ни кричи о суевериях на каждом углу, а есть в них что-то верное. Хотя бы кусочек правды.
Карнавон, например, так и треплет со времени ее побега. Не отъезда, нет. Побега. Когда они с Таламиром уезжали в столицу, это не считалось, а вот когда она удрала, тут и посыпалось горохом.
Алаис специально собирала вести из родового замка и знала, что Таламир сейчас воюет с Эфронами, что вроде как перебил половину, но вторая половина успешно отбивается, королева это видит, но помогать верному вассалу не спешит.
А на побережье идут шторма и бури.
Открываются водовороты, гибнут корабли, и по странному совпадению – королевские.
Поди не поверь тут!
– Не хочу я, – насупился Далан.
Алаис развела руками.
– Можешь не спасать магистра, все отлично понимают, что задача эта невыполнимая. Но родовой медальон тебе позарез нужен.
– А где он…
– Это знает только магистр. Так что не миновать нам Тавальена.
Далан посмотрел на подругу.
– А ты со мной?
– Ты в этом сомневался?
– Но… – Далан показал взглядом на ребенка, который, насосавшись молока, дрых у мамы в импровизированном слинге.
– И что?
– Если нас схватят…
– Просто надо не попадаться.
Алаис подумала, что это легче сказать, чем сделать. Явиться в Тавальен, попасть ко двору, или как это называется у местного Преотца, повидаться с магистром, которого наверняка в тюрьме держат, – задачка? Не то слово! Но есть, есть одна категория, которую допускали везде и всюду. Или она сама пролезала, неистребимая, как тараканы.
Комедианты.
Скоморохи, шуты… как ни назови, они были популярны во все века. Их принимали и во дворцах, и в трущобах, их ценили и короли, и нищие. И тут уж главное – правильно подобрать репертуар.
