Чтобы закончить рассказ о себе, могу добавить, что в течение ряда лет я работал в Берлине, после чего в 1929 году был приглашен университетом города Франкфурта на работу на кафедре философии и психологии. В 1923 году я женился на своей юной студентке, Анне Каро, и вскоре после этого у нас один за другим родились трое детей: Валентин (который стал адвокатом) в 1925 году, Майкл (который стал профессором психологии) в 1927 году и Лиза (тоже ставшая профессором психологии) в 1928 году. К 1933 году политическая ситуация в Германии настолько ухудшилась, что стало ясно, что нам придется покинуть страну. Мое еврейское происхождение представляло угрозу для жизни и благополучия моей семьи. Поэтому в начале 1933 года мы уехали в Чехословакию, а в сентябре того же года прибыли в Соединенные Штаты; с этого года и до самой своей внезапной смерти, последовавшей в 1943 году, я преподавал в Новой Школе социальных исследований в Нью-Йорке. Возвращаясь к сегодняшней главной теме, хочу поделиться с вами некоторыми своими мыслями по поводу современной когнитивной психологии, по поводу того, к каким последствиям привела разработка теории гештальтов, а также по поводу того, в чем могут, а в чем не могут сочетаться указанные две психологические теории.
ВОЗВРАЩЕНИЕ К «ПРОДУКТИВНОМУ МЫШЛЕНИЮ»
Позвольте мне начать с пересказа и цитирования предисловия моего сына и двух его коллег, Андерса Эриксона и Питера Г. Полсона, являющихся экспертами в когнитивной психологии. Это предисловие было подготовлено ими к переизданию 1982 года моей книги «Продуктивное мышление». Должен признаться, что кое-какие вещи в этом предисловии в некоторой степени меня удивляют. Возможно, моему сыну следовало быть поосторожнее и не соглашаться с некоторыми суждениями, высказанными в нем; или же ему следовало перефразировать некоторые из подобных высказываний для придания им большей ясности и точности.
ВЛИЯНИЕ «ПРОДУКТИВНОГО МЫШЛЕНИЯ»
Эриксон, Полсон и Вертхеймер высказали любезное предположение о том, что моя книга «Продуктивное мышление» «явилась открытием для своего времени, стимулировала проведение множества исследований в последующие десятилетия и продолжает давать соответствующую пищу для ума приверженцев когнитивной психологии, а по существу — любым склонным к размышлениям людям 1980-х годов». Они подчеркивают, что в своей книге я раскрывал основные темы и приводил множество примеров продуктивного мышления еще до 1920 года; у моей книги был долгий период созревания. Она была написана в свете преобладающих теоретических парадигм того времени, вытекающих из теории элементов Вундта, британского ассоцианизма и американского бихевиоризма. Согласно всем этим теориям, предполагалось, что точная экспериментальная работа по получению простых ассоциаций или связей типа «стимул — реакция» способна обеспечить полное понимание любых поведенческих моделей человека, как простых, так и сложных. Хотя подобные парадигмы могли, вероятно, достаточно хорошо объяснять «репродуктивное» мышление, моя книга доказывала, что они не в состоянии объяснить продуктивное мышление, то есть дать истинное понимание концептуальных проблем и взаимозависимостей.
В течение нескольких десятилетий мои коллеги (такие как Дункер, Катона, Коффка, Келер) и я демонстрировали, что для полного понимания процесса познания в целом и процесса решения задач в частности, необходимо принимать во внимание интегрированные ментальные структуры, имеющие организованные подчасти, характеристики которых определяются их местом, ролью и функцией в таких структурах. Эрикссон и другие высказали предположение о том, что эта работа, совместно с работами Бартлетта (1932), Полья (1945) и других, дала подробные описания примеров процессов решения задач и мышления, научное толкование которых требует проведения анализа сложных ментальных структур и процессов. Они дают мне щедрую и высокую оценку, утверждая, что эти мои демонстрации являются краеугольным камнем, на котором строятся современные теории о таких сложных когнитивных процессах, как вспоминание, решение проблем и мышление.
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПАРАДИГМЫ ОБРАБОТКИ ИНФОРМАЦИИ
Авторы предисловия заявляют, что в период с начала 1940-х и до конца 1950-х годов в понимании подобных феноменов большого прогресса не наблюдалось, поскольку отсутствовали концептуальные инструменты, необходимые для построения теорий о сложных ментальных структурах и о процессах, могущих воздействовать на эти структуры таким образом, чтобы вызывать интеллектуальное поведение. Однако ситуация изменилась после публикации работы Хомского (1957) по трансформационной грамматике, а особенно после того, как в 1958 году Ньюэлл, Шоу и Саймон представили описание компьютерной программы, предназначенной для решения задач пропозициональной логики, и собственной программы для решения общих задач (General Problem Solver) (1962). Подобные разработки, по их утверждению, продемонстрировали, что ментальные структуры, включая цели и процессы, вызывающие их и управляющие ими, поддаются совершенно точному описанию. Это, между прочим, одно из мест, в которых, по моему мнению, мой сын проявил некоторую неосмотрительность: разве эти программы действительно описывают процессы, которые вызывают ментальные структуры и цели и управляют ими? Возможно, управляют, но вряд ли вызывают. Я вернусь к этим вопросам позже. В любом случае соавторы предисловия указывают, что программа для решения общих задач успешно имитирует шаги, предпринимаемые студентами во время решения элементарных логических задач. Они утверждают, что программа выдает цели и подцели для того, чтобы осуществить выбор следующего шага (или «средства») для продвижения по пути решения задачи, и они также утверждают, возможно, несколько неосторожно, что эти цели и прочие процессы в некоторых смыслах подобны структурам и процессам, которые были описаны ранее разными представителями школы гештальтпсихологии.
Ньюэлл и Саймон (1972) и Саймон (1978) детализировали парадигму обработки информации для решения задач. Эта широко принятая модель описывает процесс решения задачи как «целенаправленный поиск» среди многообразия возможных решений в рамках определенной «проблемной области». Такая модель достаточно хорошо имитирует усилия по решению задач у тех людей, которые имеют недостаточные знания или малый опыт решения задач, особенно с привлечением анализа «средств-целей», составляющего неотъемлемую часть программы для решения общих проблем. Однако объяснения, основанные на подобных механизмах целенаправленного поиска, не в состоянии описать, как эксперты в конкретной проблемной области приступают к решению задачи, находящейся в рамках их компетенции.
РЕПРОДУКТИВНОЕ МЫШЛЕНИЕ,
СХЕМЫ И ИНСАЙТ
Таким образом, эта имитация по большей части стоит ближе к тому, что я определил как «слепое» или бессмысленное репродуктивное мышление, чем к истинно проницательному продуктивному мышлению. Если уж придерживаться этой общей модели, то при этом теоретическая концептуализация собственно процесса понимания должна быть куда более полно развитой и утонченной. В последнее десятилетие представители школы когнитивной психологии действительно стремились отыскать процессы и структуры, лежащие в основе понимания в ряде различных областей, и выдвинули предположение о том, что комплексные абстрактные структуры абстрактного знания, такие, как схемы, программы или системы, способны отвечать за понимание текста и за многие другие когнитивные процессы.
