АКАДЕМИЧЕСКАЯ КАРЬЕРА
Получив в 1915 году докторскую степень, Толмен в течение трех лет проработал в должности младшего преподавателя (так называемого инструктора) в Северо-Западном университете (звание ассистента профессора, присваиваемое молодому преподавателю, впервые поступающему на работу в высшее учебное заведение, стало распространенным только после второй мировой войны). Как пишет о себе Толмен, в те дни он был довольно застенчивым, не умел четко выражать свои мысли и боялся своих студентов. К тому же, как выяснилось, его подвело семейное воспитание:
«Это было как раз время перед первой мировой войной, и мое пацифистское воспитание, вкупе с моими собственными проблемами, связанными с агрессией, привели меня в состояние жуткого эмоционального смятения… Как-то раз меня вызвали к декану — это было летом 1917–1918 учебного года, — поскольку я поставил свою подпись под студенческой листовкой, распространявшейся на Среднем Западе, в которой говорилось о «военных целях» и которая, несомненно, имела некоторую пацифистскую направленность… В конце учебного года я был уволен по причине сокращения штатов, связанного с войной, а также моей не слишком успешной преподавательской деятельности… Однако я всегда считал, что мои близкие к пацифизму взгляды тоже сыграли в этом увольнении свою роль».
В начале следующего академического года, в 1918 году, Тол мен был принят младшим преподавателем в университет штата Калифорния в Беркли, где он и проработал до конца жизни. Как вспоминает сам Толмен, с самого начала:
«Калифорния стала для меня символом некоего окончательного освобождения от моего ужасающе слишком пуританского и слишком бостонского воспитания. «Свобода Запада», реальная ли, воображаемая ли, сразу же захватила мое воображение и покорила меня, так что с тех пор я оставался верен ей — хотя по прошествии лет я, конечно, начал осознавать, что не все то золото, что блестит, даже в Калифорнии… Всю приобретенную мною зрелость психолога — а как мне кажется, я кое-чего достиг в этой области — я в основном считаю заслугой благоприятной социальной, интеллектуальной и физической атмосферы Беркли, а также моего необыкновенно счастливого брака».
ВКЛАД В ПСИХОЛОГИЮ
За годы, проведенные в Беркли, Толмен создал когнитивную теорию научения, благодаря которой его помнят даже в наши дни. Толмен полагал, что процесс научения включает в себя развитие познавательных структур, или блоков знания об окружающем мире и взаимоотношениях конкретного организма с этим миром. В противоположность Торндайку и Халлу, Толмен не рассматривал процесс научения как подкрепление связей «стимул — реакция».
Вместо этого он выдвинул теорию о том, что процесс научения состоит из образования того, что он называл «экспектациями признак — гештальт», «отношениями признак — дезигнат» или «гипотезами». Все эти концепции представляют, «что ведет к чему» в любой ситуации. Эти концепции очень близки к популярной в настоящее время концепции «представления».
ОЦЕНКА
Толмен более всего известен как пионер в истории когнитивной психологии, внесший в нее свой вклад в те дни, когда в этой области доминировала теория бихевиористов. Сам Толмен в своей характерной скромной манере занижает значимость собственных достижений и отдает пальму первенства другим:
«В заключение, я полагаю, следует указать основные источники, из которых, по моему мнению, я черпал свои идеи. Прежде всего, я хочу отдать должное, если сумею, всем своим студентам, чьи идеи я без зазрения совести постоянно присваивал и эксплуатировал в течение многих лет так, что в конце концов уверовал в то, что это мои собственные идеи… Моя благодарность адресована моим преподавателям в Гарварде, которые научили меня думать, мыслить критически, оперировать сложными понятиями, но не терять при этом связи с естественными науками… Моя благодарность адресована гештальтпсихологам, а более всех Курту Левину, чьи идеи я время от времени заимствовал, так что они впитались в мою кровь…
Я хочу отдать должное тому году, который я провел в Вене, и особенно Эгону Брунсвику, который открыл мне глаза на значение и жизнеспособность европейской традиции |и| дал мне возможность по-новому осмыслить ориентированную на «достижения» сущность характера поведения… И наконец, я хочу выразить благодарность факультету общественных отношений Гарвардского университета, преподаватели которого в течение 1949-50 годов дали мне некоторое представление о социологии, антропологии, о личности и о социальной психологии, а также навели меня на размышления о путях объединения некоторых моих концепций с идеями ученых в других, указанных выше областях науки. Потому что, если мы хотим двигаться вперед, мы должны сначала достичь понимания перспектив смежных наук, а затем попытаться внести в свои исследования продукты деятельности этих наук — не только тех, которые имеют отношение к физиологии, но даже тех наук, которые рассматривают вопросы жизни людей в обществе».
ДАНЬ ВОСХИЩЕНИЯ Э. Ч. ТОЛМЕНУ
Речь, которую я произнес в 1986 году на праздновании столетия Толмена, касалась нескольких из тех тем, которые уже были затронуты выше, в биографических сведениях о Толмене. Разница состоит лишь в том, что я использовал эти темы в попытке отдать Толмену подобающую ему дань восхищения как психологу, преподавателю и человеку. В слегка отредактированном виде эта речь представляет собой следующее:
«В этот день или, скорее, в этот год, когда ему могло бы исполниться 100 лет, я хочу отдать дань любви и восхищения моему учителю, Эдварду Чейсу Толмену. Позвольте мне начать с того, что я чувствую себя очень странно сейчас, выступая на столетнем юбилее Толмена. Необычные чувства владеют сейчас мной. Мне был 21 (или 22?) года, когда я впервые приехал в Беркли в 1946 году для совместной работы с Толменом. В тот год Тол-мен только-только перешагнул свой 60-летний рубеж. Сейчас я сам старше, чем был тогда Толмен, и именно этот факт вызывает у меня поразительно странное чувство, потому что такого просто не может быть. Нельзя быть старше собственного отца!
Впрочем, символический возврат в собственное прошлое всегда сопровождается несколько странными чувствами, это естественно для таких событий, как встречи со старыми друзьями, памятные даты или столетние юбилеи. Во время любого из подобных событий у людей возникает сильное желание переосмыслить свои воспоминания таким образом, чтобы они соответствовали нам сегодняшним, с нынешними взглядами, опытом и представлениями. На нашем личном плане мы перекраиваем воспоминания о наших родителях и былых возлюбленных. На интеллектуальном плане мы пересматриваем наши представления о своих научных предках (возможно, лучше сказать — о наших предшественниках) и создаем их заново. В этом смысле мы в чем-то уподобляемся генерал-майору Стэнли из книги Гилберта и Салливана, который являет собой тот типичный образчик современного генерал-майора, который купил себе первый офицерский чин, а купив его, решил, что теперь ему нужен дом предков, который бы соответствовал его рангу. Поэтому он сделал то, что требовалось: купил себе «родовое гнездо», стены которого были украшены портретами «предков».
