У себя дома, в Смирне, на ферме Стэков, куда родители привезли его в 3 года, юный Гарри рос на лоне природы в окружении домашних животных. Он был единственным ребенком в единственной католической семье среди старого протестантского сообщества янки, в котором в то время существовало сильное предубеждение против ирландцев.
Патрик Маллахи (1973) пишет, что самыми близкими друзьями мальчика были домашние животные, с которыми он чувствовал себя уютно и не так остро ощущал свое одиночество. Клара Томпсон, коллега и близкий друг Салливена, в своей речи 1949 года, посвященной его памяти, тоже характеризовала Салливена как «человека, ощущающего одиночество с самого раннего детства». Так и рос этот одинокий ребенок, с матерью, которая вечно была недовольна и на что-то жаловалась, и с необщительным отцом, которого, вероятно, обижало такое неприятие со стороны жены; мальчик, лишенный общества сверстников, чувствовал себя затерянным на большой родительской ферме. Можно только представить себе его несбыточные, полуосознанные томления по утерянному раю, его потребность отыскать то, к чему он должен будет стремиться до конца жизни или до тех пор, пока конь (Западный Ветер) не сольется с восходом солнца.
Когда Салливен-человек стал Салливеном-клиницистом, знатоком межличностных отношений, он написал самую знаменитую свою работу «Шизофрения как человеческий процесс» (Schizophrenia as a Human Process) (1974). В этой книге он описал того, кого называл самым одиноким из одиноких, то есть шизофреника. Если гений рождается из понимания и если самопонимание составляет основу всякого другого понимания, тогда гений Гарри Стэка Салливена заключался в осознании им того, какое воздействие оказывает личный опыт на развитие душевных заболеваний.
ОБРАЗОВАНИЕ
Салливен получил начальное и среднее образование в школе «Юнион Скул» города Смирна, куда он поступил в 1897 или 1898 году. Хотя школьные архивы, относящиеся к первым годам учебы Салливена, погибли во время пожара, более поздние аттестационные данные свидетельствуют о том, что он был прекрасным учеником. Однако, поскольку юный Гарри не умел жить в коллективе и не имел друзей, он чувствовал себя в школе чужаком и обращался за утешением к книгам. Единственным источником положительной самооценки в те годы являлись для Салливена его постоянные отличные успехи в школьных предметах, но эти успехи не могли освободить Салливена от его застенчивости и чувства одиночества.
Несомненно, оторванность Салливена от общества сверстников вызывала в нем мучительное чувство собственной неполноценности.
Его размышления об этом этапе человеческой жизни представляют собой не измышления ученого-теоретика, это прозрения человека, призывающего в свидетели личный опыт и говорящего из глубин собственной души. Например, в книге «Концепции современной психиатрии» (Conceptions of Modern Psychiatry) (1953) Салливен пишет следующее о периоде, предшествующем юности:
«Есть множество совершенно убедительных причин того, почему правильная социальная ориентация требует длительного времени. Однако это время приходит в пору, предшествующую юности.
Способность любить проявляется в своей исходной форме, знаменуя собой переход человека от отрочества к порогу юности. То новое, что привносит этот этап в жизнь человека, состоит в следующем: в этой точке чувства удовлетворения и защищенности, испытываемые каким-то конкретным другим человеком, начинают значить для нас столь же много, как и наши собственные чувства, это означает, что пришла пора любви…»
«Возникновение способности любить, как правило, сначала бывает связано с человеком одного с нами пола… Когда это происходит, за пробуждением чувства любви следует возрастание потребности в совместной (согласованной) валидации символов, в оперировании символами, а также в валидации информации о жизни и окружающем мире…
Любовь к другому человеку не таит в себе угрозы для нашей безопасности. Любовь способствует более полному ощущению радости жизни. Поэтому вполне естественно, что любящий человек впервые начинает свободно выражать себя. Если другой человек станет значить для вас так же много, как и вы сами, то вы сможете говорить с этим человеком так, как вы никогда и ни с кем не говорили прежде.
Свобода, проистекающая из того, что ваш мир радости и безопасности расширился до того, чтобы вместить в себя двоих, связанных друг с другом чувством любви, позволяет вам теперь делиться друг с другом тончайшими оттенками значений, позволяет познавать жизнь и друг друга без ощущений страха, отпора или унижения, что еще более усиливает согласованную валидацию самых разнообразных вещей, всех конечных символов, которые отражают, представляют или соотносятся с состояниями существования в мире».
Именно этой стадии личного развития так мучительно не хватало самому Салливену, и он стремился воссоздать ее для своих пациентов с помощью своего знаменитого метода лечения путем создания для пациентов соответствующего социального окружения.
По окончании средней школы в возрасте 16 лет Салливен получил стипендию от штата, позволяющую продолжить образование, и в первый раз уехал из дома для обучения в Корнелльском университете в Итаке, штат Нью-Йорк. К концу первого семестра успехи Салливена были средними, но во втором семестре они резко снизились, и в июне 1909 года Салливен был отчислен из университета, потому что провалился по всем предметам.
В течение двух лет, последовавших за отчислением Салливена из университета, о нем, как кажется, не было известно ничего определенного. Существует предположение, что в то время Салливен пережил приступ некоего душевного расстройства, возможно, краткий шизофренический приступ, и лежал в Бингхэмптонской больнице, в которой должность первого заместителя главного врача занимал доктор Росс Макклюр Чэпмен (позднее устроивший Салливена на работу в больницу Шеппард Прэтт). Говорят, что сам Салливен упоминал о том, что в молодые годы он был пациентом неспециализированной психиатрической клиники. К сожалению, все регистрационные карточки Бингхэмптонской больницы за 1909–1910 гт. сгорели во время пожара, и тщательный розыск не дал однозначного подтверждения этому предположению.
В 1911 году Салливен «объявился» в Чикаго, где поступил в Чикагский Колледж медицины и хирургии, после окончания которого стал практикующим психиатром. О Салливене-клиницисте в период его работы в больнице Шеппард Прэтт вспоминает его коллега, доктор Декстер Буллард-старший:
«Я никогда не мог составить для себя ясную картину того, как он работал с пациентами — как я думаю, в основном с пациентами, страдающими шизофренией. Я слышал множество удивительных историй о пациентах, но я никогда точно не знал, работает ли Салливен со своими пациентами индивидуально, регулярно встречаясь с каждым из них, или делает больший упор на групповую работу. Он имел талант очень тщательно подбирать свой персонал. Бывали случаи, когда отстраненный от мира пациент сидел в уголке и вдруг начинал следить глазами за передвижениями одного из санитаров, Салливен замечал это, подходил к этому своему помощнику и начинал учить его, как попробовать найти подход к пациенту… Он обладал феноменальными способностями работы с персоналом, был очень чуток к своим работникам — и у него также был высокий процент выздоровления пациентов, по-моему, около 86 %… выше, чем в любой другой из больниц, которые я знал. В годы своей работы в Шеппарде Салливен не много занимался индивидуальной работой с пациентами». (Личное интервью, 9 апреля 1977 года.)
