Иными словами, все суверенные национальности (т.е. все национальности) имели право на собственное правительство. Поэтому первым требованием, относившимся к бывшим малым народам, было создание (или воссоздание) автономных округов или, по крайней мере, национальных советов или деревень для тех девятнадцати этнических групп, которые были их лишены
. Таким образом, коренные северяне встали бы в один ряд с другими советскими национальностями, но не стали бы им равны. Как постоянно слышали российские парламентарии в Верховном Совете, если нет этнических групп второго сорта, то почему существуют административные единицы второго сорта? Как писал Владимир Санги,
мне не совсем понятно, почему в демократическом государстве, провозглашающем равенство народов, пятнадцать из них, именем которых названы союзные республики, имеют особые права, отличающие их от других народов, образующих автономные республики, и еще более отличающие от третьих народов, удостоенных всего лишь автономии областей или округов. Не говоря о положении тех, которые пока вообще не имеют собственных государственных образований… Убежден: у нас должно быть содружество равноправных народов, независимо от их численности
.
Любое повышение административного статуса до уровня республики подразумевало создание законодательных органов. По словам Санги, «у татар и эстонцев есть свои верховные советы. А почему у нас нет?»
. Соответственно, различные национальные общества, созданные местными интеллигентами для содействия развитию традиционной культуры, изучения языка и защиты окружающей среды
[113], расценивались активистами как зачаточные парламенты, и в марте 1990 г. Всесоюзный съезд объявил о создании Ассоциации малочисленных народов Севера
[114]. Съезд был созван с одобрения партийного руководства
и организован Северным отделом Совета министров РСФСР, но кандидат, поддержанный организаторами (нивхский этнограф Ч.М. Таксами), проиграл Владимиру Санги, который пообещал превратить Ассоциацию в Северный Верховный Совет со своим собственным бюджетом
[115]. Годом позже, в мае 1991 г., члены Верховных Советов СССР и РСФСР из числа коренных северян сформировали Депутатскую ассамблею малочисленных народов Севера. Целью Ассамблеи было содействие и координация законодательной и общественной деятельности на всех уровнях представительства, от союзного и республиканского парламентов до местных советов
.
Проблема состояла в том, что ни один из этих уровней представительства не совпадал с этническими границами. Все автономные единицы создавались в свое время по национальному принципу, и все получили названия в соответствии с «титульной» национальностью, но между «коренными» и «некоренными» жителями не существовало правовых различий. На Севере в большей степени, чем где бы то ни было еще, коренные национальности, определенные как таковые государством, были крошечным меньшинством в своих «собственных» округах. Если демократия означала «один человек — один голос» и если гражданство не зависело от этнической принадлежности, то демократия влекла за собой гибель народов Севера как суверенных национальностей
.
Одним способом решения этой проблемы было введение этнических квот на все выборные и невыборные руководящие посты. Другим было создание палаты национальностей на уровне округов. Наконец, граждане, принадлежавшие к определенной этнической группе, могли получить право вето на решения, касающиеся судьбы их народов
. Таким способом, по мнению некоторых активистов, они стали бы истинными хозяевами своей земли и всех ее ресурсов. В конце концов, именно в этом и заключался суверенитет, и именно к этому стремились все народы Советского Союза. По словам одного ненецкого журналиста,
столицы арабских государств на нефтедоллары обустроились дворцами, оделись в мрамор. Зависть — чувство нехорошее. Но что должен испытывать ненец, знающий, что из недр его родины ежегодно, ежемесячно, ежедневно выкачиваются миллионы тонн нефти, миллиарды кубометров газа? О чем должен думать ханты, зная, что за счет этой нефти и этого газа при других обстоятельствах можно было бы до неузнаваемости изменить жизнь его родного народа?
Для большинства реформаторов, однако, суверенитет означал нечто большее, чем право на часть доходов. Идея заключалась в том, чтобы сохранить определенный образ жизни, а это, как многие другие перестроечные идеи, предполагало использование западного опыта или возвращение назад, в 1920-е годы. Речь шла о резервациях, известных также как этнические территории, заповедники, зоны преимущественного развития традиционного хозяйства, природно-культурные парки и даже «этноэкополисы» и определявшихся как специальные территории, выделенные для исключительного или преимущественного проживания аборигенов и полностью или частично закрытых для некоренного населения
. В этом контексте коренные народы Севера не рассматривались как равные члены Федерации. Они отличались от эстонцев не только тем, что не имели большинства в своих округах и не располагали национальными законодательными органами. Они считались уникальными в культурном отношении и потому претендовали на особый статус. С точки зрения большинства авторов, наилучшей правовой моделью для северян была не конституция национального государства, а «Конвенция о коренных народах и народах, ведущих племенной образ жизни в независимых странах», которая выделяла определенные этнические группы как отличающиеся в качественном отношении от окружающего «национального сообщества» и подлежащие особой защите
. То есть образец для суверенитета северных народов следовало искать на Аляске или в Скандинавии, а не в новых независимых национальных государствах бывшего Советского Союза
.
С середины 1930-х считалось, что все национальности, независимо от их различий, являются «социалистическими по содержанию». Они могли стартовать с различных уровней развития, но у них были одни и те же интересы и устремления. Русский нефтяник и эвенкийский зверолов в равной степени участвовали в прогрессивном марше индустриализации, но, для того чтобы они могли достичь финишной черты в одно и то же время, северянин должен был шагать несколько быстрее. Официальной целью этнических квот и «национального строительства» было преодоление временной «культурной отсталости» северянина, а не сохранение его уникальных культурных особенностей. Полвека спустя большинство ученых Севера (и значительное число советских граждан) считали этот подход неприемлемым. По их мнению, человечество состоит из индивидуальностей и «этносов», которые и являются единственными легитимными субъектами права, автономии и нравственности. Предпочтение классовой принадлежности и всеобщего братства в ущерб этническому разнообразию и правам личности считалось политически нереалистичным и морально ошибочным.
