Ситуация значительно ухудшилась при Картере и Рейгане. Давнее желание Объединенного комитета начальников штабов и SAC нанести удар по Москве и по советской системе управления и контроля в целом держалось в глубокой тайне со времен Эйзенхауэра. Однако в 1977 г. и особенно в 1978–1980 гг. утечки информации и официальные заявления ясно показали, что центральной частью стратегического ядерного планирования при президенте Картере – под влиянием его помощника по национальной безопасности Збигнева Бжезинского – было обезглавливание советской системы управления
{237}. Администрация Рейгана не только сохранила курс
{238} на эту цель, но и перестала скрывать ее. Иначе говоря, секретность вокруг наших планов свести к нулю эффект советских обезглавливающих ударов с помощью делегирования полномочий (которая сохраняется по сей день) дополнилась оглаской наших намерений обезглавить Советы. Сам термин «обезглавливание» появился и стал фигурировать в качестве официальной цели в последние годы правления Картера.
Леон Слосс, один из чиновников Пентагона, получил сразу же после прихода к власти администрации Картера в 1977 г. задание обновить руководящие указания по оперативному ядерному планированию. Много лет спустя он сказал мне, что «первым делом» вытащил из сейфа с совершенно секретными документами в Пентагоне мой старый проект руководящих указаний 1961 г., работу над которым я закончил в день своего 30-летия. Он помнил это, и, по его словам, этот проект стал отправной точкой для его собственной работы. Если это и так, то вскоре он отошел от моего проекта кардинальным образом. В тех старых указаниях основная часть стратегии принуждения, нацеленная на прекращение войны, прежде чем обе стороны уничтожат друг друга, заключалась в отказе от ударов по командной структуре противника. В новом же варианте, как Слосс написал позже, «упор в американской политике использования ядерного оружия
{239} был сделан на удар по вражеским вооруженным силам и военно-политическому руководству… по советской командной структуре».
По словам Форда, генерал Брюс Холлоуэй, бывший командующий SAC, написал в 1980 г., что военные цели США включают в себя «избежание потери нашего образа жизни», «ограничение ущерба» и «разрушение советского государства и его аппарата управления в такой мере, которая обеспечивает успешные переговоры». Для достижения этих целей «важность разрушения [советской] системы управления и контроля…
{240} возрастает чрезвычайно».
Ничто не может так сильно помешать «успешным переговорам», как уничтожение руководства противника в самом начале. С кем будут вестись эти «переговоры»? Какие возможности контроля операций, заключения «сделок» или прекращения ударов мы должны оставить им? Именно эти вопросы я поднял в 1961 г. Стратегическое авиационное командование, надо полагать, никогда не приняло бы их логику, а генерал Холлоуэй и подавно. В 1980 г. Форд цитировал следующие слова из его меморандума: «Уничтожение всего аппарата политического и военного контроля должно быть главной целью. Независимо от того, наносим мы первый удар или отвечаем на удар Советов (предположительно контрудар), это должно быть абсолютным приоритетом при планировании. Первый удар должен давать огромное преимущество, а потому необходимо стремиться к максимальному разрушению системы политического и военного контроля».
Очевидно, что для успеха этой задумки Советы должны были, в отличие от нас, отказаться от любых видов делегирования полномочий. Холлоуэй прямо демонстрирует уверенность в том, что они будут в данном вопросе более консервативными, чем США. «Не сомневаюсь, в Советах контроль настолько централизован
{241}, что серьезное нарушение функционирования системы управления и контроля позволит очень сильно снизить их военную эффективность в ядерной или любой другой войне. Добиться такого нарушения трудно – оно требует более обширных разведывательных данных, чем можно получить в настоящий момент (более совершенных средств технической разведки и более активных тайный операций), но оно возможно. Более того, оно абсолютно необходимо, поскольку не существует иной стратегии, которая гарантировала бы нам выживание в войне».
Иными словами, побудительной причиной – в глазах бывшего командующего стратегической авиацией США и иже с ним – «обезглавливания» советской системы в первый момент военных действий является надежда на то, что это парализует советские вооруженные силы и обеспечит выживание США в ядерной войне, а также вера в то, что иного подхода не существует. Любая другая стратегия рассматривается (вполне реалистично) как «проигрышный» вариант или, что еще серьезнее, как путь к «гибели». Как бы то ни было, когда дело доходит до планирования действий в отчаянной ситуации (и выделения ассигнований на оснащение ВВС и ВМС более точными ракетами во имя призрачной победы или выживания в термоядерной войне), воображаемая возможность предотвращения «неизбежного в ином случае» уничтожения, независимо от ее эфемерности, становится неотразимо привлекательной.
Такая ситуация вряд ли была неожиданностью для Советов. Они, без сомнения, считали ее естественной для нашего планирования. Макнамара, конечно, заявил публично о возможности отказа от удара по Москве в своей речи в Анн-Арборе на церемонии вручения дипломов в 1962 г., но это, в конце концов, был всего лишь один из вариантов. Советские военные стратеги восприняли это, скорее всего, с большой долей скепсиса. Как результат, одновременно с подготовкой ракет SS-9 для ударов по центрам управления Minuteman Советы строили 2000 подземных бункеров
{242} для военного руководства и лидеров коммунистической партии (которых насчитывалось более 100 000) и 75 эвакуационных центров в Москве, некоторые из которых находились на глубине до сотни метров. (Поскольку мы не были такими же последовательными в наращивании количества подземных центров, реально существовало то, чего так опасался генерал Бак Терджидсон в фильме «Доктор Стрейнджлав», – «бункерный разрыв».)
