А сами президенты? Всего несколько месяцев назад Дуайт Эйзенхауэр тайно утвердил замысел этой машины всеобщего геноцида. Более того, он потребовал, по соображениям экономии, отказаться от разработки альтернативных планов войны с русскими. Эйзенхауэр подписал этот единый стратегический план, хотя, как говорят, и ужаснулся внутренне от мысли о его последствиях. А когда Объединенный комитет начальников штабов без промедления ответил на вопрос нового президента о количестве жертв нашей атаки, его члены явно считали, что Кеннеди не отправит их в отставку, не выгонит с позором и не прикажет ликвидировать машину уничтожения. (И они, как оказалось, были правы.)
Конечно, ни один из президентов реально не хотел отдавать когда-либо приказ об исполнении этих планов, и у их преемников вряд ли возникнет такое желание. Однако всем им следовало бы знать об опасности существования подобной системы. Им следовало бы поразмыслить и заранее понять, какое множество неподконтрольных им случайностей – аварийные ситуации, ложные тревоги, отсутствие связи, неправильная интерпретация действий Советов командирами нижнего уровня, несанкционированные действия, неразумные советские программы или реакция на американские угрозы, эскалация напряженности в результате волнений в Восточной Германии или в других странах Восточной Европы – может запустить эту машину в действие и заставить нанести упреждающий удар.
Эйзенхауэр решил принять эти риски и подвергнуть им все человечество и другие формы жизни. Кеннеди, а позднее Джонсон и Никсон, по моим сведениям, поступили так же. По всем признакам такие же катастрофические «основные варианты нанесения ударов»
{72} предоставлялись президенту Картеру, Рейгану и Джорджу Бушу-старшему, т. е. до самого конца холодной войны. О характере предоставляемых вариантов в последующий период мало что известно, однако четыре сотни ракет Minuteman постоянно находятся в полной боевой готовности наряду примерно с таким же количеством ракет подводного базирования Trident. Того и другого даже по отдельности вполне хватит, чтобы привести к ядерной зиме.
Более того, в 1961 г. я сильно подозревал, что существующий потенциал нравственной и физической катастрофы – готовность нашего правительства истребить население целого полушария с помощью ядерных взрывов и радиоактивных осадков – был не только продуктом больного воображения американцев или чисто американским явлением. И это оказалось правдой. Через несколько лет после унижения во время Карибского ракетного кризиса и отстранения Хрущева русские задались целью скопировать наш разрушительный потенциал во всех деталях и превзойти его там, где возможно. К концу десятилетия они вполне преуспели в этом. С той поры существует две машины Судного дня, каждая из которых находится в высокой боевой готовности и может быть приведена в действие в результате ложной тревоги или под влиянием соблазна нанести упреждающий удар. Ситуация стала в два раза более опасной, чем была в начале 1960-х гг.
Спору нет, американцы, в особенности разработчики планов в ВВС США, были поначалу единственными на Земле, кто верил в то, что можно победить в войне путем бомбардировки гражданского населения, например в Японии. Однако ядерная эра открыла дьявольский соблазн – возможность сдерживания, нанесения поражения или наказания врага с помощью оружия, способного почти полностью уничтожить его гражданское население – перед многими странами. К весне 1961 г. четыре государства (потом их стало пять, а теперь уже девять) приобрели такую возможность за огромную плату. Такие же, как и в Америке, стратеги – и президенты – наверняка создали аналогичные планы ядерной бомбардировки городов.
Я лично знал многих американских разработчиков планов, хотя, судя по диаграмме потерь, и не так хорошо, как полагал. Они вовсе не были кровожадными в обычном смысле слова. Это были нормальные американцы, достойные и патриотичные. Уверен, что они ничем не отличались от русских, которые выполняли такую же работу, и точно не были хуже них или тех, кто занимал похожие должности в последующих администрациях в США и других ядерных держав.
Мне нравились многие знакомые разработчики планов и аналитики: не только физики из RAND, которые создавали бомбы, и экономисты, которые размышляли над стратегией (вроде меня), но и непосредственно занимавшиеся планами полковники, с которыми я консультировался в рабочее время и пил пиво по вечерам. То, с чем я столкнулся, было не просто проблемой Америки или проблемой сверхдержавы. Для противоборствующих государств в термоядерную эру это было проблемой выживания.
Через несколько лет после ухода из Белого дома
{73} Макджордж Банди написал в журнале Foreign Affairs: «В реальном мире реальных политических лидеров – как здесь, так и в Советском Союзе – решение, которое приведет к сбрасыванию хотя бы одной водородной бомбы на один город в своей стране, должно рассматриваться как катастрофическая ошибка; 10 бомб на 10 городов – как беспрецедентная в истории человечества катастрофа; сотни бомб на сотню городов – как немыслимое дело».
В последний год холодной войны
{74} Герберт Йорк
[9] процитировал высказывание Банди на чтениях в Ливерморской национальной лаборатории Лоуренса (он был первым директором этой лаборатории). Именно там наряду с Лос-Аламосской лабораторией создавалось все американское ядерное оружие. Йорк задался вопросом, сколько ядерных боеголовок требуется для сдерживания врага, который достаточно рационален, чтобы его можно было сдержать. Соглашаясь с суждением Банди – а кто с ним может не согласиться? – он ответил на свой вопрос так: «Где-то на уровне 1, 10 или 100… ближе к 1, чем к 100».
