Предостережение, однако, оказало более сильный эффект, чем предполагалось, по причине, которую президент и его советники не могли даже вообразить. Угроза просто была адресована совсем не той стороне. Если Хрущев был в силах держать под контролем своих ракетчиков (именно о них шел разговор в тот момент), то на кубинских зенитчиков, угрожавших низколетящим самолетам, его власть не распространялась. Они открыли огонь утром в субботу по прямому приказу Фиделя Кастро, который решил защищать воздушное пространство Кубы, не считаясь с желанием Советов не допустить провоцирования американцев на ответный удар.
Кастро так описывал ситуацию Тэду Шульцу в 1984 г.: «Это мы отдали приказ открыть огонь по низколетящим самолетам…
{114} Нам просто нужно было показать свою точку зрения [Советам], свое нежелание мириться с низколетящими самолетами, вот мы и приказали артиллеристам стрелять по ним». Кубинским артиллеристам еще не приходилось стрелять по движущимся целям, но в субботу они попрактиковались в этом. Кастро впоследствии заявлял, что к воскресенью они наверняка сбили бы как минимум один самолет.
Что касается уничтожения U-2, то Хрущев не сразу понял, как такое случилось. Понятно было, что произошло это не по его указанию и не по его желанию. Хрущев ошибочно решил, что дело здесь во влиянии Кастро, которого он предал на следующий день. В действительности приказ открыть огонь отдал командир зенитной батареи, генерал. Хотя у него был приказ не открывать огонь без указания генерала Иссы Плиева, главнокомандующего группой советских войск на Кубе, действия кубинских зенитчиков, которые вдруг стали бешено палить по низколетящим разведывательным самолетам, показались ему тревожным сигналом. Решив, что началось вторжение, и не имея возможности связаться с Плиевым, генерал принял командование на себя и отдал приказ открыть огонь.
Как позднее рассказывал мне Сергей, сын Хрущева, это стало поворотным моментом для его отца. Он видел, что события вышли из-под его контроля – у него не было возможности сдерживать Кастро, а теперь вставал вопрос, подчиняются ли ему советские расчеты зенитных ракет. Еще до того, как он услышал отчет Добрынина о встрече с Робертом Кеннеди, – который лишь подтверждал опасения и подчеркивал необходимость срочных действий, – Хрущев понял, что может лишиться и ракет средней дальности, и зенитных ракет, понести тяжелые людские потери и еще больше обострить кризис. Чтобы хоть как-то избежать такого оборота, оставалось лишь объявить о принятии субботнего предложения Кеннеди и начать демонтаж ракет до того, как собьют еще один самолет.
Все это я узнал во время проведения секретного исследования в 1964 г. Его результаты вполне объясняли, почему Хрущев поднял руки до истечения 24-часового или 48-часового срока, установленного Кеннеди. Однако существовало еще кое-что, о чем Хрущев знал, а Кеннеди нет, – тайна, о которой Хрущев помалкивал и которая так и оставалась тайной для американцев (включая меня) на протяжении следующих 25 лет. Во-первых, численность группы советских войск
{115} на Кубе составляла не 7000 человек, как мы первоначально полагали, и даже не 17 000, как считало ЦРУ в конце кризиса, а 42 000 человек. А во-вторых, помимо зенитных и баллистических ракет средней дальности в распоряжении группы находилось более сотни единиц тактического ядерного оружия, включая боеголовки.
Насколько мы знали, Хрущев никогда не размещал
{116} тактическое (а до кризиса и стратегическое) оружие с ядерными боеголовками за пределами Советского Союза. Однако он не только делал это, но и имел согласие Президиума Верховного Совета на предоставление местным командирам права применять такое оружие против неприятельского флота без прямого приказа из Москвы.
Представить себе такое со стороны Советов, одержимых идеей централизованного политического контроля над военными, не могли ни аналитики разведслужб, ни представители власти. Однако это было сделано и не кем-нибудь, а Президиумом Верховного Совета в полном составе. Теоретически в силу того, что тактические системы имели ограниченный радиус действия и не могли достичь Флориды или других районов Соединенных Штатов, их использование местными советскими командирами против сил вторжения не должно было привести к развязыванию всеобщей войны. Но на деле верить в это было так же глупо, как верить в данную ранее гарантию генерала Сергея Бирюзова в том, что ракеты средней дальности будут выглядеть для самолетов-разведчиков как пальмы. Хотя право применять тактическое оружие было отозвано после выступления Кеннеди 22 октября, сомнительно, чтобы советские командиры в пылу сражения и в отсутствии связи с Москвой строго придерживались нового приказа не задействовать ядерное оружие без прямого указания центра. (Это однозначно подтверждалось тем, что реально произошло с зенитными ракетами в субботу утром.)
Когда Роберт Макнамара узнал об этом в 1992 г., 30 лет спустя, он заметил: «Не нужно строить догадки насчет того, что могло бы случиться. Это было бы полной катастрофой для мира…
{117} Никто не может рассчитывать на то, что американские вооруженные силы, по которым нанесли удар тактическим ядерным оружием, не ответят таким же ядерным ударом. Чем все это закончилось бы? Полной катастрофой».
