Внезапно она прервалась, почувствовала, как у нее запылали щеки. Полицейский с непроницаемой миной смотрел на нее.
– Ты разозлилась?
«Я солгу, – подумала Анна Снапхане. – Я не могу сказать все как есть, ведь тогда они решат, что это моих рук дело».
Сидевший напротив нее мужчина внимательно наблюдал за ней, изучал ее, казалось, заглянул ей в мозг.
– Ты только все усложнишь для себя, если соврешь, – сказал он.
– Я могла задушить ее, – призналась Анна, опустив взгляд, слезы жгли глаза. – Мы ведь уже были пьяные.
Полицейский комиссар поднялся, прошелся вокруг стола и снова сел на стул.
– Пьяные, – повторил он. – Насколько пьяные? Это касалось всей команды?
Анна пожала плечами. Она внезапно почувствовала себя ужасно уставшей, равнодушной ко всему.
– Говори, пожалуйста.
Короткое замыкание в мозгу, вследствие какого-то сбоя или перегрузки.
– Я же не знаю! – выкрикнула она. – Откуда я могла знать? Я не бегала и не собирала пустые бокалы, даже если кое-кто считал, что подобное входило в мои обязанности…
– И кто же это? Мишель считала, что ты должна собирать пустые бокалы?
– Нет, – произнесла Анна уже не столь громко.
На несколько секунд воцарила тишина.
– Какие-то другие ссоры вечером или ночью были?
Анна Снапхане судорожно вдохнула воздух ртом.
– Пожалуй, – прошептала она.
– Какие?
– Спроси других. Я не знаю, не прислушивалась.
– Но вечер и ночь выдались неспокойными? Или даже шумными?
– Проверьте, вы же сами можете посмотреть, – сказала Анна. – В Конюшне.
– Ты была там?
– Не слишком долго.
– Но оказалась одной из нашедших ее? – спросил комиссар, не дожидаясь ответа. – Кто помимо тебя вошел в автобус?
Она зажмурилась на мгновение.
– Себастьян, – сказала Анна и почувствовала, что ее голос слегка дрожит.
– Себастьян Фоллин, агент Мишель Карлссон?
Анна кивнула.
– Да, – сказала она. – Точнее, менеджер. Себастьян Фоллин – менеджер Мишель.
Потом резко замолчала, смущенная.
– Был кто-то еще?
– Карин. Карин Беллхорн, продюсер. Она тоже составляла нам компанию.
– И все?
– Мариана и Бэмби. Они недолюбливают друг друга.
– Почему вы провели наверху всю ночь?
Внезапно Анна расхохоталась:
– Выпивка оставалась.
– Кто такие Мариана и Бэмби?
– Мариана фон Берлиц является редактором «Летнего дворца», она работает в той же фирме, что и я. Бэмби Розенберг – актриса сериалов, она была гостем на нашей предпоследней программе. Они с Мишель подруги.
– О’кей, – сказал полицейский. – Менеджер, продюсер, редактор, подруга и ты. Это все?
Анна задумалась на мгновение.
– Гуннар, конечно, – сообщила она, – у него же был ключ. Антонссон его фамилия. Он работает в автобусе. Вы наверняка видели его. – У Анны на губах появилась ядовитая улыбка. – Его больше взволновал беспорядок, чем…
Она махнула рукой и замолчала.
– Что ты имеешь в виду?
– Для Гуннара большей бедой стало то, что Мишель испачкала его оборудование, чем ее смерть.
– Испачкала?
– Да, вы знаете, таким серым, похожим…
В затуманенной алкоголем голове на мгновение всплыла шокирующая картинка: худое тело в гротескной позе, огромные глаза, которые никогда больше не смогут видеть.
– Не могу больше, – прошептала Анна Снапхане и потеряла сознание.
Набережная Стрёмкайен перед «Гранд-отелем» была забита народом. Ходившие в шхеры суденышки, словно киты, покачивались на волнах за стеной дождя, ветер и вода срывали ветки, украшавшие их с носа и кормы.
«Это невозможно, – подумал Томас. – Мы никогда не получим место».
– Еллнё? В самом конце. Приятного Янова дня!
Он попытался улыбнуться представителю судовой компании, крепче взялся за ручку детской коляски, форсировал глубокую лужу и въехал в бедро молодой женщине.
– Обычно в таких случаях извиняются, – прошипела она.
Томас отвел взгляд, пластиковая ручка упаковки подгузников давила ему на запястье, а рама рюкзака колотила по бедру.
– Я хочу мороженого, – сказал Калле и показал на киоск позади них на набережной.
– Ты получишь его на катере, – ответил Томас, на лбу у него выступили капли пота.
Порывы ветра, словно пощечины, хлестали его по лицу. Эллен захныкала в коляске. Томас прищурился, посмотрел в сторону дальнего конца набережной, и его вроде бы донельзя плохое настроение стало еще хуже.
Там вдалеке он увидел «Норршхер». Старая паровая посудина выглядела согнувшейся под тяжестью лет старухой рядом с современными монстрами. В такую погоду ему потребуется три часа, чтобы добраться на ней до родительского дома.
Томас поднялся на борт одним из последних, поставил коляску под капитанским мостиком с внутренней стороны ведущей на нос двери, сложив рядом с ней в кучу сумки, пакеты и рюкзак.
– Сейчас мы попьем кофе, – сказал он и понял, как по-идиотски это звучит.
Их суденышко прилично болтало. Калле затошнило еще до того, как они миновали острова Фьядерхолмарна. Его вырвало на стол в кафетерии, и он уронил эскимо в блевотину.
– Мое мороженое, – плакал ребенок и пробовал схватить скользкую палочку, вытирая рот другой рукой.
– Подожди! – крикнул Томас, а Эллен попыталась выбраться из его объятий.
Остальные пассажиры, при всей тесноте, постарались отдалиться от него.
– Ты должен вытереть все сам, – заявила девица из кафетерия и с кислой миной протянула Томасу рулон бумажных полотенец.
– Успокойтесь, – сказал Томас, чувствуя на себе осуждающие взгляды других пассажиров. – Успокойтесь, Эллен, Калле, все будет хорошо, успокойтесь…
Он сбежал на палубу с Эллен под мышкой и сидячей коляской в руке, подталкивая ревущего и сопротивлявшегося Калле перед собой, и разместил детей прямо над лестницей в маленьком, защищенном от ветра закутке с крышей. Снял с себя дождевик и, завернув в него мальчика, посадил его на прикрепленную к стене скамейку. Слезы сразу же прекратились, не прошло и минуты, как сын заснул. Томас опустил спинку коляски, накрыл дочь одеялом, подоткнул его с боков и принялся торопливо катать ее вперед и назад, вперед и назад. Вместе с покачиванием судна это сработало. Девочка тоже заснула.
