Сейчас не осталось никого, кто бы ее понимал.
Бэмби не успела защитить себя. И внезапно осознала это с такой силой, что у нее перехватило дыхание, словно сама мысль комом застряла в горле.
Она снова была одна. О боже, одиночество опять стеной окружило ее.
Холодный ветер набросился на нее, она плотнее запахнула кожаную куртку.
Как она справится без Мишель?
Все станет как раньше. Отчаяние, беззащитность, слишком много вина, слишком много рук на теле. Точно как прежде.
Она прибавила шаг.
Наружная дверь оказалась тяжелой, словно каменная, ей пришлось упереться в нее обеими руками. Один каблук съехал со ступеньки, ремешок соскользнул с плеча, сумочка ударилась о ее колено и раскрылась. Тушь, губная помада, плитка шоколада и несколько тампонов вывалились на землю, из-за чего слезы брызнули у Бэмби из глаз. Она поискала какой-нибудь предмет, чтобы с его помощью открыть дверь, но ничего не нашла. Наклонилась, чтобы собрать свои вещи. Один тампон оказался в небольшой луже, где быстро разбух от воды и в четыре раза увеличился в размерах. Она оставила его лежать там.
Собственно, Бэмби никогда не нравилось «Зеро Телевидение».
Она воспользовалась лифтом, хотя ей следовало подняться по лестнице. Требовалось больше двигаться, больше думать. Голос Мишель эхом отдавался в ее ушах:
«Не пропускай обед, тем самым ты лишь нарушаешь сжигание жира. Но выброси пакет с чипсами, там только крахмал и всякая дрянь, это не лучшим образом скажется на твоих бедрах, что здесь хорошего?»
Она неуверенно шагнула в редакцию, никого, только компьютеры и бумаги, пыль и пятна от кофе на столах. Остановилась перед дверью. Кто-то, наверное, находился здесь, поскольку помещения были не заперты, прислушалась. Тишину нарушал только шум кондиционеров, гнавших внутрь прохладный свежий воздух.
Она быстро направилась к комнате Мишель.
Увидела чью-то спину в коротком сером пиджаке, как только обогнула кафетерий.
Адреналин добавил ей решительности, она буквально влетела внутрь.
– Чем ты занимаешься?
Себастьян Фоллин поднял на нее глаза, капельки пота блестели у него на лбу, волосы торчали в разные стороны, оттого что он стоял, наклонившись вперед.
– А, это ты…
Он отвернулся от нее, снова продолжил извлекать бумаги из самого нижнего ящика – архив Мишель.
Бэмби Розенберг подошла к письменному столу, вытянула вперед руки, как бы защищаясь от хаоса, царившего на его поверхности, протиснулась мимо Себастьяна Фоллина:
– Это же вещи Мишель! Что ты с ними делаешь?
– Полиция уже все просмотрела, не нашла ничего ценного для них. Это теперь мое.
Бэмби уставилась на уже обозначившуюся лысину менеджера.
– Вовсе нет! – сказала она. – Это же личные вещи Мишель. Какое ты имеешь к ним отношение?
Менеджер выпрямился не без труда, левой рукой осторожно подпирая спину.
– Малышка, – произнес он с легким укором и приподнял брови. – Это рабочие материалы фирмы Мишель, и как сотрудник, отвечающий за ее дела, я обязан позаботиться о том, чтобы они не попали в чужие руки.
– Но это неправда, – возразила Бэмби. – Она не твоя. И не тебе должны принадлежать ее вещи, когда она мертва.
Лицо Фоллина перекосилось от гнева, он сжался, стал еще компактнее, чем обычно. Волосы упали на глаза, которые сузились за очками, превратившись в щелки, руки поднялись.
– Исчезни, – прошипел он. – Убирайся отсюда. Теперь я за все отвечаю.
Бэмби Розенберг моргнула несколько раз. Заметила произошедшие с ним перемены, что он чуть ли не готов броситься на нее с кулаками.
– Не сходи с ума, – сказала она. – Ты больше не имеешь никакого отношения к Мишель. Она же уволила тебя в четверг.
Фоллин напрягся, его тон стал еще жестче.
– Что ты сказала? – прорычал он.
– Она рассказала мне об этом и, если верить ей, сообщила тебе тоже, и вы договорились…
Себастьян Фоллин стоял абсолютно неподвижно, Бэмби могла видеть собственное отражение в его очках.
Внезапно до нее дошел смысл собственных слов.
Она схватила воздух ртом, сделала шаг назад.
– Это ты, – сказала она. – Ты убил ее. Она была всей твоей жизнью. И забрала ее у тебя. Доживи она до утра, ты остался бы без работы. Но сейчас она мертва, и ты считаешь, что она будет твоей вечно…
Толчок стал полной неожиданностью для нее, пришелся ей в плечи как раз выше подмышек. Она вскрикнула и отшатнулась:
– Сумасшедший, что ты делаешь?
– Заткни пасть! – заорал Себастьян Фоллин, вплотную приблизился к ней, его голова оказалась в ложбинке между ее грудей, руки тянулись к ее горлу.
Несколько мгновений Бэмби Розенберг балансировала на каблуках, но не удержалась и рухнула на ковер, прикусила язык, когда ударилась головой о стеклянную перегородку. Менеджер навалился на нее сверху, она с трудом дышала, чувствовала привкус крови во рту и орала как безумная.
– Заткнись, проститутка!..
«О боже, сейчас я умру, он убил Мишель и теперь убивает меня, мы умрем от рук одного убийцы…»
– Помогите, он сумасшедший, он убивает меня…
Потом ей удалось высвободить одну руку, и она вонзила длинные накладные ногти в полное лицо противника, довольная тем, что ей удалось хоть как-то ему ответить.
– Чем, черт возьми, вы занимаетесь?
Мариана фон Берлиц стояла в дверном проеме, испуганно таращась на них.
– Помоги… – выдавила из себя Бэмби. – Он пытается задушить меня.
Давление на ее тело исчезло. Словно сквозь туман она видела, как Себастьян Фоллин с удивительной быстротой вскочил на ноги, поправил волосы, попытался восстановить дыхание.
– Она обвинила меня, – сказал он, показав пальцем на нее. – Она угрожала мне!
Бэмби Розенберг заплакала от шока и боли. Она принялась шарить руками вокруг в поисках опоры, чтобы подняться, и не нашла ничего.
– Он рылся в ящике Мишель. Скажи ему, что он не должен брать ее вещи!
Она видела, как Мариана фон Берлиц неуверенно шагнула в комнату и, обойдя менеджера, направилась к письменному столу.
– Ничего нельзя забирать отсюда, – сказала редакторша. – Все находящееся в помещениях редакции является собственностью «Зеро Телевидения».
Бэмби наканец поднялась с пола. Себастьян Фоллин открыл рот, собираясь что-то сказать, скривился от боли в щеке, инстинктивно приложил руку к царапинам.
– Кровь! – воскликнул он. – У меня кровь!
Он демонстративно поднял руку сначала в сторону Бэмби, потом – Марианы. Бэмби отшатнулась, заметила, как редакторша сделала то же самое.
