Вскоре после того, как Остия подверглась нападению пиратов, стены и ворота были построены консулом 63 года до н. э. Этим консулом был не кто иной, как Марк Туллий Цицерон, самый известный римский оратор и писатель, язык которого считается стандартом «золотой латыни». Репутация Цицерона-стилиста безупречна до такой степени, что некоторые словари и грамматики латинского языка указывают, что все цитаты, автор которых в тексте не указан, принадлежат Цицерону; таких цитат намного больше, чем изречений любого другого автора, и их грамматический авторитет непоколебим. Неизвестно, как отнесся бы Цицерон к такой посмертной славе: он всю жизнь мечтал о серьезной политической карьере, о том, чтобы быть отцом отечества и спасителем республики. Судебное красноречие было для него ступенькой к этой цели, а философские и моральные трактаты — отдыхом от трудов и попыткой отвлечься, когда политические дела пошли вразнос.
Первая речь Цицерона против Катилины, произнесенная в храме Юпитера Статора, где собрался Сенат, начинается так: «Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды? Неужели тебя не встревожили ни ночные караулы на Палатине, ни стража, обходящая город, ни страх, охвативший народ, ни присутствие всех честных людей, ни выбор этого столь надежно защищенного места для заседания сената, ни лица и взоры всех присутствующих? Неужели ты не понимаешь, что твои намерения открыты? Не видишь, что твой заговор уже известен всем присутствующим и раскрыт? Кто из нас, по твоему мнению, не знает, что делал ты последней, что предыдущей ночью, где ты был, кого сзывал, какое решение принял? О, времена! О, нравы! Сенат все это понимает, консул видит, а этот человек все еще жив».
[57]
Между тем именно в 63 году он как никогда был близок к своей заветной мечте. Безродный выскочка, «новый человек» (homo novus), он не только достиг высшей государственной должности, но и с блеском разоблачил масштабный заговор сенатора Катилины, произнеся по ходу дела одну из самых известных речей за всю историю человечества.
Несмотря на то что консульский год Цицерону достался бурный, он нашел время и силы заняться Остией. Скорее всего, такое поручение он получил от Сената. Но из произведений Цицерона известно, что мореплаванию и гаваням он придавал большое значение — так что его личные убеждения и общественный долг счастливо совпали.
Судьба и здесь сыграла с Цицероном злую шутку. Когда ворота ремонтировали в I веке нашей эры, при императоре Домициане, на них подновили надпись. Она сохранилась в виде мелких кусков, из которых археологи и филологи постарались сложить понятный текст. Оказалось, что кроме имени Цицерона (который «возвел» ворота) там указано имя народного трибуна Клодия Пульхра, который их «завершил и посвятил». Это было бы непримечательно, если бы Клодий не был злейшим, заклятым врагом Цицерона. Сохранились жалобы Цицерона на то, что Клодий вписывает свое имя на чужие постройки — возможно, сердце у оратора болело в первую очередь за дорогие ему остийские ворота.
Клодий и Клодия
Публий Клодий Пульхр — колоритнейшая личность, которая и могла только появиться на излете республики («блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые»). Родом из знатного и богатого патрицианского рода Клавдиев, он с молодости был известен безудержными сексуальными похождениями и буйными дебошами. Самой известной его эскападой стало проникновение на празднества в честь Доброй Богини (Bona Dea); этот важный культ был недоступен для мужчин, они даже не знали настоящего имени чтимой богини (и поэтому не знаем его и мы). Празднества обычно справлялись в консульском доме, но в тот раз оба консула были больны, и гостей (знатных римских дам) принимала Помпея, тогдашняя жена Юлия Цезаря, который занимал должность верховного жреца. Клодий, переодевшись в женское платье, проник в дом (как говорили — чтобы повидаться с Помпеей, с которой у него был роман), но был опознан служанкой. Последовавший скандал растянулся на годы: Цезарь развелся с женой (заявив, что жена Цезаря должна быть «выше подозрений»), а Клодий был отдан под суд за нарушение общественной морали (incestum). Несмотря на все усилия Цицерона, Клодий подкупил судей и в конце концов был оправдан. Следующим скандальным поступком в жизни Клодия стал переход из патрициев в плебеи. Клодий, по натуре политик-популист, хотел занять должность народного трибуна — она давала больше всего рычагов влияния любителям прямой демократии и власти толпы. Но эта должность была закрыта для патрициев. Тогда Клодий стал приемным сыном одного плебея (возможно, дальнего родственника). Именно тогда он из Клавдия превратился в Клодия. Усыновление было обычной практикой в римской семейной и общественной жизни, но оно диктовалось строжайшими правилами, которые в этом случае были демонстративно нарушены; достаточно сказать, что вопреки всем приличиям приемный отец был младше сына. В должности трибуна Клодий протолкнул закон, объявляющий преступником любого, кто казнит римского гражданина без суда. Этот закон имел обратную силу и был направлен лично против Цицерона, который без формального судебного процесса расправился с участниками заговора Катилины. Цицерон пытался защищаться на юридическом поле, но быстро понял, что дело будет решаться не речами, и удалился в изгнание, а Клодий и его приспешники разорили римские дома и загородные поместья Цицерона и его семьи. У Клодия была сестра, с которой он, как говорили, был интимно близок. («… Если бы я не враждовал с мужем этой женщины — братом, я хотел сказать братом; все время путаю», — издевался Цицерон.) Она вместе с Клодием была удочерена плебейским семейством и получила новое имя. У этой Клодии есть две претензии на посмертную славу, одна несомненная, другая сомнительная. После смерти мужа она жила веселой вдовой, развлекая несколько любовников разом. Одного из них, Марка Целия Руфа, после разрыва она публично обвинила в попытке ее отравить. Дело дошло до суда. Защищать Целия взялся Цицерон и в своей речи нарисовал такой портрет аморальной и развратной женщины, что потомство содрогается до сих пор. На основании этого самого портрета и беглого замечания одного писателя два века спустя Клодию часто отождествляют с Лесбией, героиней лирических стихотворений Катулла, — катулловская Лесбия так же сексуально привлекательна, непостоянна и жестока. Конечно, это не более чем догадки; не исключено, что Лесбия — образ собирательный. (Клодия была намного старше Катулла; на момент написания стихов ей за сорок. Некоторые историки на этом основании отказывают ей в праве считаться прототипом Лесбии. Один филолог-классик — конечно, француз — возмущенно опровергает такое нелепое возражение.) Пережить Цицерона Клодию не было суждено. В 53 году до нашей эры у него появился новый враг — такой же политик-популист Милон. У каждого были свои прикормленные бандиты, которые яростно бились на улицах Рима, сделав город небезопасным для мирных граждан. Как-то раз враждебные шайки случайно встретились на Аппиевой дороге, и в последовавшей стычке Клодий был убит. Похороны его прошли так бурно, что по ходу дела толпа спалила здание Сената.
