Зато мечту о дворце, которому нет равных в мире, Нерон осуществил. Сначала он просто расширял императорские резиденции на Палатине — но расширял с размахом, так что вестибюль дворца оказался где-то в восточной части Форума. Этот дворец за протяженность был назван «Проходным» (Domus Transitoria). А потом случился пожар.
Травля. Гравюра XVIii века.
Пожар
В истории с так называемым «Великим пожаром Рима» много неясного. Он вспыхнул в ночь с 18 на 19 июля 64 года н. э. в лавках возле Большого цирка и быстро охватил несколько кварталов. Современники об этом событии или вовсе молчат, или упоминают вскользь. Про ужасы и разрушения мы знаем в основном от историков следующего поколения. Тацит утверждал, что из 14 районов, на которые Рим был поделен при Августе, четыре выгорели дотла, семь сильно пострадали и только три остались нетронутыми. Археологи уже давно считают этот отчет сильно преувеличенным.
Главный вопрос в связи с пожаром 64 года — разгорелся ли он случайно, как Великий пожар Лондона в 1666 году, или в результате поджога, как Великий пожар Москвы 1812 года. Сторонники второй версии утверждали, что по всему городу шныряли люди, которые или поджигали все новые и новые здания, или мешали тушить то, что уже горело, а при попытках их остановить ссылались на приказы свыше. Естественно, молва приписала поджог Рима самому Нерону. Этот слух стал быстро обрастать все более живописными подробностями: Нерон-де послал своих лазутчиков с факелами, наказав им притвориться пьяными; Нерон оделся в сценический костюм и с высоты Меценатовой башни на Эсквилине пел поэму о гибели Трои (по-видимому, собственного сочинения). Между тем Тацит утверждает, что в момент пожара Нерона вовсе не было в Риме, и никто из историков не отрицает масштабных усилий по реконструкции города и помощи потерпевшим, которые император немедленно предпринял. В частности, он открыл для людей, оставшихся без крова, те части своего дворца, которые не погибли в огне, и организовал на собственные средства дополнительные поставки продовольствия.
Тем не менее Нерон счел нужным отвести от себя неприязненное общественное внимание и обвинил в поджоге новомодную секту христиан. Трудно переоценить значимость этого события: в сущности, речь идет о самом первом появлении христиан в исторической традиции. Надо сказать, что римские историки, не испытывая к христианам никакой симпатии, тем не менее ни на секунду не допускают, что они имели какое-то отношение к поджогу, и признают, что пропагандистский трюк Нерона в результате пошел ему во вред, а христианам на пользу. (Конечно, это не относилось к тем конкретным последователям Христа, которые по приказу императора были брошены на растерзание диким зверям, распяты или сожжены.)
Поджег Нерон Рим или нет — результатами пожара он воспользовался сполна. Когда стало ясно, что спасти Проходной дворец не удалось, Нерон приказал двум архитекторам, Северу и Целеру, выстроить новую резиденцию. И это оказалось крупной политической ошибкой.
Золотой дом
Путешественник, приезжающий в любой большой имперский город, вправе рассчитывать на то, что где-то в пригороде окажется большой имперский дворцово-парковый комплекс с аллеями, фонтанами и всем, чем положено. Возле Мадрида это Эскориал, возле Вены Шенбрунн, возле Парижа Версаль, вокруг Петербурга их несколько — Царское Село, Павловск, Ораниенбаум… Неподалеку от Рима такие памятники тоже есть — например, вилла императора Адриана в Тиволи, о которой речь впереди. Но даже самому сумасбродному Людовику не приходило в голову расчистить пол-Парижа, чтобы устроить свою резиденцию — с аллеями, фонтанами и так далее — в историческом центре города. А вот Нерону пришло.
К дворцовой и прочей роскоши римляне к этому времени уже постепенно начали привыкать. Но их возмутили размах и местоположение. Золотой дом охватывал пространство от Палатина до окраинного Эсквилина и городских стен. Парки больше напоминали дикие леса, по ним бродили специально привезенные из экзотических стран невиданные звери. На месте, где позже вырос Колизей, был устроен огромный водоем, и вокруг стояли города в миниатюре, с сохранением архитектурных и ландшафтных особенностей каждого (здесь архитекторы Нерона выступили предтечами нынешних «Минимундусов» и «Маленьких Европ»). Тройной портик перед входом во дворец тянулся на целую милю. В определенных точках дворца рельеф местности позволял полностью забыть о том, что постройка стоит посреди города с миллионным населением: оттуда открывался вид на открытое небо и отдаленные сельские холмы, а городские кварталы «в кадр» не попадали. Въезжая в новую резиденцию, Нерон скромно заметил, что наконец-то заживет как человек (quasi homo).
По свидетельству Светония, потолки в обеденных палатах Нерона были сделаны из поворотных плит, а из отверстий рассыпались цветы и расточались ароматы. У Нерона явно была страсть к такого рода конструкциям: он дважды пытался убить свою мать (оба раза неудачно) при помощи чего-нибудь разборного. В первый раз это был обрушивающийся потолок, во второй раз — корабль.
Знаменитая «Камея Гонзага» из Эрмитажа. Изначально считалась изображением Августа и Ливии, позже — Нерона и Агриппины. Камея создана в эллинистическом Египте, но точное время создания и личности изображенных неизвестны.
Мы уже упоминали, что жизнь римлян проходила не дома, а на площадях, улицах и форумах. То, что один из граждан, пусть даже император, отхватил от общего пространства такой гигантский кусок, никому не понравилось. Стали распространяться обидные стишки, например такой:
Рим превратился в дворец! в Вейи бегите, квириты,
Если и Вейи уже этим не стали дворцом.
[32]
Новая, «человеческая» жизнь Нерона, по-видимому, предполагала постоянное обжорство. От того дворцового помещения, которое сохранилось несколько лучше других и сейчас представляет собой своего рода центр археологического памятника — так называемого «восьмиугольного зала», — в обе стороны расходились десятки помещений, которые считаются сплошными обеденными комнатами. Светоний описывает главный банкетный зал, который чудесным образом вращался вслед за движением солнца и светил. До последнего времени считалось, что речь именно о восьмиугольном зале (хотя каким образом он — или даже его несохранившийся купол — мог вращаться, никому не было понятно), но недавняя находка на Палатине, о которой шла речь в третьей главе, поставила это под сомнение.
Золотой дом не был единственным градостроительным проектом Нерона. После пожара он перестроил всю центральную часть Рима, не считаясь с расходами. Говорят, некий римский всадник уверял его, что в Африке закопаны несметные сокровища карфагенской царицы Дидоны и добыть их для императорской казны — пустяковое дело. Клад найти не удалось, но Рим все равно стал еще роскошнее. Правда, не все были довольны: в допожарном городе можно было укрыться от палящего солнца в городских ущельях, на узких улицах, в тени многоэтажных инсул. Теперь же широкие проспекты и величественные площади оказались беззащитны перед лютым итальянским зноем.
