В XVI веке по заказу папы Григория XIII церковь была расписана фресками с изображением эпизодов из жизни и (главным образом) смерти христианских мучеников. В XIX веке их еще и подреставрировали в реалистически-маньеристском духе, и в этом виде они произвели неизгладимое впечатление на Чарльза Диккенса:
«San Stefano Rotondo — сырая, покрытая разводами плесени старинная сводчатая церковь на окраине Рима — отчетливей других возникает в моей памяти благодаря фрескам, которыми она расписана. Эти фрески изображают муки святых и первых христиан, и такое зрелище всевозможных ужасов и кровавой резни не приснится даже тому, кто съест на ужин целую свинью в сыром виде. Седобородых старцев варят, пекут, жарят на вертеле, надрезают, подпаливают, отдают на съедение диким зверям и собакам, погребают заживо, разрывают на части, привязав к хвостам лошадей, рубят на куски топорами; женщинам рвут груди железными щипцами, отрезают языки, выкручивают уши, ломают челюсти; их тела растягивают на дыбе, или сдирают с них кожу, привязав к столбу, или они корчатся и расплавляются в пламени — таковы наименее страшные из сюжетов».
[52]
Санто-Стефано выходит западной стороной на небольшую площадь, на противоположной стороне которой стоит еще одна старинная церковь — Санта-Мария-ин-Домника. Она была построена не позже VII–VIII века на месте, где когда-то располагались казармы древнеримской пожарной службы (когда Август поделил Рим на четырнадцать районов, каждые два района обзавелись собственной пожарной командой, и одна из них располагалась на Целии). Название церкви, несмотря на внешнее сходство с латинскими словами dominus («Господь») и domenica («воскресенье»), — загадочно. У нее есть еще одно, неофициальное имя — Санта-Мария-алла-Навичелла. «Навичелла» (по-итальянски «кораблик») — это довольно большой (4,5 метра) фонтан в виде мраморной лодки. Хотя сейчас на площади стоит копия XVI века, утраченный оригинал относился к античным временам и был, возможно, вотивным приношением каких-то моряков в честь спасения от кораблекрушения.
Фонтан «Навичелла». Рисунок XIX века.
Сразу за Аркой Долабеллы, если резко свернуть налево, таится одна из тех редких римских церквей, чей фасад спрятан где-то в глубине, и рассмотреть его нелегко. Это церковь СанТоммазо-ин-Формис, тоже древняя, но перестроенная в начале XIII века орденом тринитариев (которые поклоняются Святой Троице). Она укрывается за развалинами Клавдиево-Неронова акведука, и эта особенность отразилась даже в названии (в поздней латыни слово forma стало означать именно акведук). А на открытое пространство перед Аркой Долабеллы выходит фасадом не сама церковь, а принадлежащая ей больница. Над дверью — средневековая мозаика: Христос освобождает двух рабов, белого и негра (их рабское состояние очевидно из цепей, которые они сбрасывают). То, что новозаветное христианство не отличает иудея от эллина, известно было (хотя бы в теории) всегда; но надрасовый пафос этой мозаики сильно опережает свое время: до первых серьезных выступлений просвещенных европейцев и американцев против работорговли — больше пятисот лет.
Значительный кусок пространства между Большим цирком, Термами Каракаллы и Колизеем занимает Вилла Маттеи. Как понятно из названия, она обязана своим существованием тому же семейству Маттеи, с деятельностью которого возле берегов Тибра мы уже знакомы. Поскольку в 1920-е годы этот участок земли приобрело итальянское правительство, открыв парк для посещения (главный вход сейчас расположен возле церкви Санта-Марияин-Домника), его теперь чаще называют просто «Вилла Челимонтана» («вилла на холме Целии»). Интересная деталь Виллы Маттеи — маленький египетский обелиск (чтобы замаскировать миниатюрность, его поставили на гранитный столб). Этот обелиск времен Рамзеса II предназначался для храма Исиды на Марсовом поле. В XIV веке его разместили на ступенях Капитолия, и городская легенда утверждала, что бронзовый шар на вершине содержит прах императора Августа (так же, как сфера на ватиканском обелиске, ныне стоящем перед собором Св. Петра, якобы хранила останки Юлия Цезаря; архитектор Доменико Фонтана специально снял сферу и изучил ее содержимое, но ничего, кроме пыли веков, не обнаружил).
Вотивные предметы — от латинского votum, «обет» — это приношения божеству, совершаемые с ритуальной целью. В Древней Греции и Риме такие предметы — статуэтки, амулеты, изображения — оставляли в храмах и святилищах, когда просили о чем-то или когда благодарили за исполненное обещание. Очень интересны вотивные приношения Асклепию-Эскулапу и другим богам, связанным с врачеванием: они часто представляют собой модельки тех органов, об исцелении которых просит подноситель дара. По таким моделям можно составить представление об уровне анатомической осведомленности древних — на удивление высоком.
Другая легенда, более правдоподобная, сообщает, что при возведении обелиска в саду Маттеи часть поддерживающих конструкций обвалилась, придавив руку одному из рабочих. Конечность пришлось ампутировать в полевых условиях, и рука несчастного до сих пор лежит под постаментом.
Правда, эта политическая корректность ордена тринитариев ограничивалась только христианскими рабами. Дело в том, что за время крестовых походов, как всегда происходит на войне, появилось большое количество пленных, которых использовали как рабскую силу. Тех пленных из христианских стран, которые оказались в рабстве у бусурман, и был призван освободить (при помощи выкупа) новый орден.
Там, где Виа ди Сан Паоло делла Кроче переходит в Кливо ди Скауро, улицу эффектно пересекают семь кирпичных арок. Большинство из них — средневековые (кроме последней, которая, возможно, сохранилась с античности); их предназначение — подпирать южную стену церкви Святых Иоанна и Павла. Стена эта, в свою очередь, состоит из фасадов домов, выходивших на эту улицу в III веке нашей эры. Эта церковь с богатой историей интересна своей тесной и не до конца разгаданной связью с античностью.
Церковь Санти-Джованни-э-Паоло
Церковь Святых Иоанна и Павла (Santi Giovanni e Paolo) названа так не в честь одноименных апостолов, а в память о мучениках, по легенде погибших на этом месте в пору гонений императора Юлиана. Последнее маловероятно: кратковременный языческий ренессанс Юлиана, прозванного Отступником (IV век н. э.), не был особенно кровавым и коснулся в основном восточных провинций империи. Христианское святилище возникло на этом месте в конце IV века, в доме сенатора-христианина Паммахия (напомним, что такая домовая церковь называлась titulus). Несколько раз подвергшись разорению в ходе варварских набегов на Рим, церковь приобрела более или менее нынешние очертания — с монастырем и колокольней — в XII веке усилиями пап Пасхалия II и Адриана IV (Адриана IV в миру звали Николас Брейкспир, и он по сей день остается единственным англичанином, когда-либо занимавшим папский престол). В наши дни эта церковь тоже сохраняет связь с англосаксонским миром: она считается титулярной церковью нью-йоркских архиепископов.
