Такое понимание текста «De administrando imperio» позволяет, в конце концов, удержать предложенный выше тезис, что те люди, которые в сочинениях Константина выступают как «архонты» «росов», а в договорах 911 и 944 гг. как «князья»/«бояре» руси, были в реальности главами отдельных центров Руси. Что ещё можно о них сказать? Данные Константина как будто уже исчерпаны. Можно ещё обратить внимание на один пункт договора 944 г.
Выше уже цитировалась первая из статей договора, толкующая конкретные вопросы отношений руси и греков. Она устанавливает новую практику удостоверения полномочий послов и купцов, приходящих в Константинополь из Руси. Если ранее послы и купцы из Руси предъявляли «печати злати» (первые) или «сребрени» (вторые), то отныне они должны были приносить грамоты. Разные аспекты этой весьма любопытной статьи привлекали внимание учёных, но в данном случае для меня наиболее важным является вопрос, кто, собственно, уполномочивал послов и купцов из руси и ручался за них перед византийскими властями. Об этом статья прямо говорит в первой фразе: «А великии князь рускии и боляре его да посылають въ греки къ великимъ ц(еса)р(е)мъ гречьскимъ корабли, елико хотять, со слы и с гостьми…» Отталкиваясь от результатов проведённого выше анализа, надо думать, что под «великим князем руским и болярами его» имелись в виду те же самые «архонты» во главе с киевским князем. Это выглядит вполне логично и естественно – мы уже видели, что они и в самом деле посылали от своего имени в Византию послов и купцов, каждый своих. Стоит отметить одну деталь в постановлении об удостоверении личности грамотой.
«Ныне же, – читается в договоре, – увѣдѣлъ есть князь нашь посылати грамоту ко ц(еса)р(с)тву нашему: иже посылаеми бывають от нихъ [послы] и гостье, да принос[я]ть грамоту, пишюче сице, яко послахъ корабль селько, и от тѣхъ да увѣмы [и] мы, оже съ миромь приход[я]ть». Если исправить явную ошибку «князь нашь» на «князь вашь», то смысл текста прозрачен: «князь» руси решил («увѣдѣлъ есть»), чтобы послы и гости, посылаемые «от них» – очевидно, от него и «боляр его», которые только что выше были упомянуты, – приходили в Византию с грамотой, в которой должно было быть написано: «я послал столько-то кораблей». И из этих грамот («и от тѣхъ») греки будут знать, что эти представители руси пришли «с миром».
О том, какие цели какой стороной преследовались в этом переходе на новый порядок, спорят, но ясно, что речь шла о повышении «публичного» или «государственного» контроля над прибывавшей в Византию русью. Современные исследователи видят в отменённых «печатях» золотые и серебряные перстни-печатки, которыми сами же послы и купцы запечатывали документы и товары
[845]. Если ранее они удостоверяли, так сказать, сами себя, то теперь за них несли ответственность те, кто их послал – «архонты». Это означало повышение контроля и со стороны «архонтов», и со стороны греков, которые в случае нарушения порядка всегда знали, кому жаловаться, – ведь число «архонтов» было стабильно и относительно невелико (меньше, во всяком случае, чем число послов и купцов), а их имена известны. Вместе с тем, очевидно, что указание в грамоте о количестве посланных кораблей было только в интересах греков, – это им было важно, чтобы приходили именно те (торговые) корабли, которые посылались «с миром» из Руси, и к ним не примыкали люди с иными, потенциально опасными для империи, целями.
Любопытная деталь этого постановления заключается в том отношении, которое обнаруживается между «великим князем» («князь вашь») – очевидно, киевским князем– и «его болярами» (прочими «архонтами»): на первого возлагается решение о перемене способа удостоверения личности приезжающих руси, но при этом грамоты с указанием количества посланных кораблей вторые пишут сами. Надо подчеркнуть, что последний факт следует непосредственно из текста «князь рускии и боляре его» «посылають въ греки» «корабли, елико хотять, со слы и с гостьми», и послы и купцы «посылаеми от них», то есть князей/бояр (архонтов), приносят грамоту – очевидно, каждая группа послов и купцов имеет от своего архонта такую грамоту, составленную от первого лица: «послахъ корабль селько».
В литературе обычно не обращают внимания на эту деталь, подчёркивая высшую власть «великого» киевского князя, который в договоре выступает как будто главным партнёром и контрагентом греческих императоров, отвечая за всю русь «под ним»
[846]. В самом деле, в ряде случаев его статус выделен особо в документе. Тут же постановляется, что если кто-то из руси прибудет без грамоты и будет «противиться» грекам, то об этом безобразии греки будут писать в Русь «къ кънязю нашему». Затем приводится постановление общего характера: «да запрѣтитъ князь сломъ своимъ и приходящимъ руси сде, да н[е] творять бещинья…» Далее в фиксации обязательств руси не нападать на «Корсунскую страну» и предоставлять «воев» по просьбе византийского императора тоже контрагентом указывается один «князь руский» или «великий князь».
К этим упоминаниям надо прибавить и выделение статуса Ивора, посла Игоря, «великого князя руского», которое отмечается в начале договора в списке послов. Ивор выделен впереди отдельно, а далее идёт список «объчих слов». Выражение «объчии слы» переводят как «общие послы» или «прочий послы»
[847]. Я. Малингуди понимает, видимо, «объчий» в смысле современного русского обычный, привычный и предполагает в греческом оригинале слова «
»
[848]. Более вероятным представляется мнение А. В. Назаренко
[849], что в греческом оригинале должно было стоять слово
, которое преимущественно на Руси и переводили как объсчий/обьщий
[850]. И тогда в оригинале должно было быть: «
». Правда, Назаренко исходит из более распространённого в античности значения слова
„общий – относящийся ко всем”, то есть общественный. Однако, в византийских памятниках современных договорам (например, сочинениях того же Константина Багрянородного) слово
выступает чаще в значении “общий – свойственный всем или многим”, то есть распространённый, простой
[851]. Отталкиваясь от этого значения, на современный русский язык слова оригинала «
(или
,)» надо переводить как «простые/рядовые послы». Посол Игоря, таким образом, был особо выдающийся, а прочие – обычные, простые.
