Разумеется, тот факт, что, согласно договорам, и сами «архонты», и их представители, которые направлялись в Византию, носили в основном скандинавские имена, прямо соответствует тому присутствию древностей скандинавского происхождения, которое археологически засвидетельствовано в Восточной Европе с середины IX и явственно вплоть до конца X в. Богатые захоронения элитарного характера с элементами скандинавской культуры тяготеют, в основном, к бассейну Днепра и его притоков. Наиболее яркие из них – это курганы в Чернигове, которые историки давно уже окрестили «княжескими» (Чёрная Могила, Гульбище и др.)
[855]. Выдающиеся черты этих погребений подталкивали учёных к предположениям о наличии в Чернигове каких-то особых правителей, княжеской династии и т. п. Разумнее, на мой взгляд, не пускаться здесь в гадания, а вспомнить как раз об этих «архонтах» руси
[856]. Раскапываются ли «княжеские» «могилы» в Чернигове или где-то ещё, – в данном случае важно подчеркнуть, что далеко не только в Киеве. Уместно вспомнить о Гнёздовском археологическом комплексе – Смоленске Х-го века. Здесь, помимо богатых захоронений со скандинавскими чертами, нашли также, например, византийские печати. Специалисты расценивают эти находки как свидетельство «прямых контактов с официальными представителями империи»
[857]. Этот вывод подтверждает ту интерпретацию статьи договора 944 г. о посылке «архонтами» Руси кораблей и послов в Византию, которую я развивал чуть выше. Всё это говорит против «киевоцентричного» понимания структуры государства руси в X в., которое может сложиться, если слишком прямолинейно воспринять данные Константина и договоров.
Некоторую пищу для размышлений о представительстве «архонтами» каких-то пунктов «Руской земли» дают данные о связи с определёнными городами членов семьи князя Игоря, которые тоже направили своих послов в 944 г. и тоже имели статус «архонтов», – Ольги и Святослава. О Святославе Константин сообщает в 9-й главе «De administrando imperii», что тот «сидел (
)» – то есть, видимо, правил – в городе, который он передает по-гречески как
. Неясно, к какому именно времени надо относить это «сидение» Святослава, но учёные согласны в том, что имеется в виду Новгород на Волхове
[858]. Об Ольге говорит летопись в рассказе о покорении древлян, что треть дани, причитавшейся с них, она направила в Вышгород, «бѣ бо Вышегородъ градъ Вользинъ»
[859]. Трудно понять, что имел в виду автор этого указания, писавший не ранее начала-середины XI в., и в какой мере оно отражает действительность середины X в., но всё-таки в нём можно увидеть намёк на то, что Ольга имела особую власть над Вышгородом (который не только относится к «Русской земле в узком смысле слова», но и является ближайшим укреплённым пунктом к Киеву). Вероятно, как «архонтисса» договора 944 г. она выступала главой Вышгорода.
Так или иначе, вне зависимости от связи «архонтов» с локальными центрами Руси, их группа в два с лишним десятка человек не могла быть «дружинниками» киевского князя и не могла составлять один род Рюриковичей, как толкуют историки. «Мужи» на службе киевского князя и других «архонтов» представлены в договорах, но не в списке тех, кто посылал послов и купцов, а в списке самих послов. Род Рюриковичей состоял, конечно, далеко не только из тех фигур, о которых нам известно из летописи (при Ольге в Константинополе мы видим полтора десятка родственников), но статус полноценных «архонтов» имели, видимо, только избранные его представители. Если предполагать, что в списке отправивших своих послов в договоре 944 г. помимо четырёх родственников Игоря остальные люди из разных родов (а родственные связи между ними не указываются и не подразумеваются), но что, с другой стороны, каждый из отправителей послов был владетельным главой того или иного центра или территории, то род киевского князя получает явный перевес. Получается, что представители этого рода владеют большим количеством городов/территорий, чем остальные «архонты».
Киевский князь (со своим родом), вероятно, имел и другие преимущества по сравнению с прочими «архонтами» (прежде всего, связанные со сбором торговых пошлин с тех, кто двигался по Днепру через Русь на юг), но всё-таки они были относительно независимыми политическими вождями руси. Об этом говорит и то, что они так же, как и киевский князь, считают ниже своего достоинства сами ездить в Византию для заключения договоров (и даже с Ольгой никто из них, кроме её «племянника», не поехал туда) и посылают вместо себя своих «мужей»-послов и купцов, и то, что они сами – каждый от себя– посылают в Византию корабли, письменно подтверждая свою ответственность за людей, отправившихся на этих кораблях.
В литературе уже высказывались мнения, что политическую организацию руси не стоит понимать как строго «монархическую» и централизованную и даже что, может быть, лучше говорить о нескольких государствах руси на территории Восточной Европы в IX–X вв. Не вдаваясь в обсуждение этих мнений
[860], замечу только, что то политическое образование, о котором говорят данные договоров руси с греками и сочинений Константина (несравненно более надёжные и подробные, чем другие данные, которыми мы располагаем по истории Руси до конца X вв.), в самом деле выступает скорее объединением «ярлов» «под рукою» киевского «конунга», как писали М. Д. Присёлков и А. В. Соловьёв, или союзом «различных харизматических кланов», как выражался О. Прицак
[861]. Отсылки к Скандинавии здесь, конечно, неслучайны – именно в этом регионе, как известно, едва ли не дольше всего в Европе (вплоть до XI–XII вв.) сохранялись архаические социальные отношения, множественность политических центров и политических предводителей, относительная децентрализация и могущество родовой и местной знати (ярлов, стурманов, хёвдингов, «могучих бондов» и пр.)
[862].
