Можно указать на сообщение древних арабских писателей о количестве людей, которые ходили в полюдье. Это сообщение, восходящее, вероятно, к сочинениям IX в., сохранилось в труде персидского историка середины XI в. Гардизи. Приводя сведения о разных народах, Гардизи пишет и о руси, и, среди прочего, рассказывает о них следующее: «Всегда 100–200 из них (руси – П. С.) ходят к славянам и насильно берут с них на своё содержание, пока там находятся»
[1082]. Несмотря на краткость этого сообщения, А. П. Новосельцев увидел в нём – и совершенно справедливо – свидетельство о полюдье
[1083].
Сто или двести человек в полюдье, о которых упоминает Гардизи, – это число близко к цифре «дружинников царярусов», которую называет ибн Фадлан (400 человек), и приблизительно соответствует количеству «гридей» Ярослава, которое было вычислено в главе III по известию начальной летописи под 6522 (1014) г. Это соответствие было бы соблазнительно объяснить мыслью о содержании княжеских военных слуг в полюдье, примерно в том духе, как рассуждал в своё время М. Д. Присёлков
[1084]. Действительно, если киевские князья (а вероятно, и другие «архонты росов») в X в. и держали у себя на службе неких военных слуг, то полюдье было бы наиболее естественным способом их «прокормления». В таком случае большинство той «дружины», которая заставила Игоря отобрать древлянскую дань у Свенельда, должны были составлять как раз те люди, о которых позднее летопись сообщает под именем гридь. Однако надо учитывать, что с Игорем были и такие «мужи», которые имели, подобно Свенельду, собственных слуг (отроков) и обладали более или менее самостоятельным положением.
Кроме того, какой бы естественной ни казалась мысль Присёлкова, всё-таки в XI в. гриди содержались, судя по всему, преимущественно прямыми денежными выплатами. В XI в. эти люди – военные слуги князя – выделились в специальную категорию, отдельную от бояр и городской верхушки. Эта ситуация предполагает довольно развитые «коммерциализацию» отношений князя и его людей и, с другой стороны, дифференциацию среди этих людей, которые трудно предполагать для более раннего времени. Из сообщений Константина Багрянородного и летописи следует, что в полюдье ходили и сами «архонты», и их слуги, и самостоятельные «мужи», признававшие их власть, со своими слугами. Доходы, полученные от сбора дани, делились более или менее уравнительно (ср. недовольство «дружины» обогащением Свенельда). В этой системе разница между более выдающимися «княжими мужами» типа Свенельда, составившими позднее боярство, и рядовыми, которые составили позднее гридь, а частично, может быть, и городских «нарочитых мужей», ещё не обозначилась достаточно резко и ясно. Но сам по себе факт, что независимые данные говорят приблизительно об одной и той же численности людей, прямо связанных с князем в материальном отношении (будь то «кормление» в полюдье или жалованье), свидетельствует о несомненной преемственности принципов социально-экономической организации в государстве руси в течение X–XI вв.
Так или иначе, сообщение арабского писателя X в. Гардизи о том, что в полюдье русь ходит группами по 100–200 человек, можно сопоставить с другой цифрой – той, которая была получена в результате сопоставления договора 944 г. и данных трактата «De Ceremoniis» Константина Багрянородного. Исследование этих данных показало, что правящую верхушку руси в середине X в. составляли 25 «архонтов» – главы неких полунезависимых территориальных образований, признающие верховную власть киевского князя. Умножив 25 на 100 или 200, можно думать, что мы получим приблизительное представление о численности военного класса Руси в середине X в., включая как «мужей», которые служили «архонтам», так и военных слуг тех и других. Этот класс, получается, насчитывал несколько тысяч человек, и, очевидно, большую его часть составляли военные слуги, а меньшую (вероятно, несколько сотен или, во всяком случае, существенно менее тысячи человек) – те люди («мужи»), которые позднее составили слой боярства.
В главе III настоящей работы были представлены количественные данные о корпусах профессиональных воинов, которые содержали князья Руси в X–XI вв. Эти корпуса насчитывали, вероятно, приблизительно до тысячи человек или даже несколько больше в начале XI в. и до 800 человек в конце этого столетия. Эти «большие дружины» рассматривались современниками как нечто выдающееся по размеру, а значит, можно думать, что по тогдашним меркам несколько сот хорошо вооружённых воинов, для которых военная деятельность представляла основное занятие, – это уже много. Кроме княжеских отроков-гридей такими воинами могли быть только бояре и, возможно, некоторые из военных слуг виднейших бояр. Надо думать, что в 1093 г., когда у киевского князя было 800 своих отроков, киевских бояр было значительно меньше.
Относительно самих бояр более или менее достоверные данные происходят из времени позднейшего.
Большое значение имеет сообщение Галицко-Волынской летописи (в составе ИпатЛ) об уничтожении верхушки Галицкой земли несколькими черниговскими князьями, которые на короткое время вокняжились в Галиче и пытались укрепить там свою власть. Сообщение в ИпатЛ датировано 6716 (1208) г., но в действительности события произошли в 1211 г. По летописи, черниговские князья, братья Игоревичи, «съвѣтъ же створиша на бояре галичкыи, да избьють и[х]. По прилучаю избьени быша. И убенъ же быс(ть) Юрьи Витановичь, Илия Щепановичь, инии велиции бояре. Убьено же быс(ть) ихъ числомъ 500, а инии разбѣгошася»
[1085]. Если понимать этот текст прямо (и не предполагать ошибок в передаче цифр), то надо сделать вывод, что в Галиче было более пяти сотен бояр – пятьсот были убиты по приказу князей, а ещё некоторые другие убежали. Однако, вряд ли такое понимание оправдано.
Во-первых, подозрения вызывает сама цифра – слишком она круглая. Во-вторых, 500 человек представителей высшего социального слоя– это всё-таки кажется слишком много даже для такой большой и экономический развитой территории, как Галицкая земля. В-третьих, автор текста специально выделяет среди убитых двух по именам и определяет их вместе с некоторыми другими как «великих бояр». Значит, среди убитых были довольно существенные различия, чтобы некоторых из них определить как особо выдающихся («великих») – другие, очевидно, были менее богатые, знатные и т. д. И являлись ли на самом деле все пять сотен убитых людей «боярами галичскими», можно усомниться. Вполне возможно, что кроме бояр пострадали и их слуги-отроки (особенно, если кто-то из бояр попытался оказать сопротивление), и богатейшие горожане. Обычно в Средние века политические репрессии затрагивали не одного человека, а всю его семью и даже дальних родственников (кланы).
Так или иначе, цифру 500 надо воспринимать лишь как самый верхний допустимый, мыслимый и правдоподобный для современников, предел количества относительно повышенных социальных слоев Галицкой земли. В действительности, «бояр галичских» в смысле людей знатных, богатых, влиятельных и имеющих доступ к центральной власти было в Галиче скорее всего гораздо меньше. Как и во многих других свидетельствах средневековых источников (ср., например, выше в главе III о численности «больших дружин»), здесь достоверной надо воспринимать не столько конкретную цифру, сколько её порядок – в данном случае сотни.
