Интересно и ещё одно обстоятельство. Порядок перечисления групп лиц в составе «людей своих»/«дружины» явно иерархизирован и не заканчивается каким-то неопределённым указанием (типа «и прочим», «и инем многим» и т. п.). Это свидетельствует как будто о том, что это перечисление точно и исчерпывающе– именно и только указанные группы и составляли «дружину» князя в смысле людей, служащих ему и так или иначе связанных с ним. Между тем, выше в описании мести Ольги древлянам мы столкнулись с тем, что словом дружина обозначались и её отроки. Упоминаются отроки и при Владимире, хотя и в явно вставном рассказе (о сватовстве Владимира к полоцкой княжне Рогнеде
[438]), происхождение которого надо связывать с другим автором, не тем, который писал о пирах
[439].
Это обстоятельство можно объяснить тем, что в определённом контексте слова отроки и гридь были взаимозаменимы. Как уже говорилось выше, слово отрок имело более широкий смысл, обозначая вообще разного рода лиц со служебными функциями (слуг). Слово гридь, как показывается в III-й главе настоящего исследования, относилось только к княжеским военным слугам. Однако в период конца X – конца XI в. гридь составляли важнейшую, наиболее многочисленную и заметную часть всех княжеских слуг, поэтому применительно к княжескому окружению значения слов отроки и гридь пересекались, и фактически они указывали примерно на одну и ту же группу людей. В следующей главе разбирается одно летописное свидетельство, в котором отроками обозначены, вне сомнения, те же самые военные слуги князя, о которых в других случаях говорили как о гриди
[440]. В рассказе о пирах Владимира как раз и идёт речь о княжеских людях, и указание гридей здесь делало уже излишним упоминание отроков.
Конечно, можно предположить, что в среде княжеских слуг была некоторая дифференциация и у князя были и другие слуги с невоенными функциями, которые назывались отроками, но которые в данном летописном сообщении в составе его «дружины» не упомянуты. Так, Нестор, рассказывая в Житии Феодосия Печерского о службе юного Феодосия отроком у «властелина» Курска (очевидно, посадника), не упоминает о каких-либо его военных обязанностях, зато сообщает, что однажды будущему святому пришлось «предъстояти и служити» на пиру, когда у «властелина» собрались «града того вельможи»
[441]. Ясно, что и на пирах Владимира должны были быть такие «предстоящие и служащие» отроки, то есть, собственно, прислуга и охрана. Однако так же ясно, что летописец в этом сообщении, хотя и указывал довольно точно на состав княжеских людей, всё-таки в первую очередь хотел подчеркнуть особый этос доверительных отношений («любовь») между ними и князем, сглаживая какие-то детали в идеализированной и, значит, до некоторой степени условной картине. Эти люди для князя были (или должны были быть, согласно представлениям летописца) не слугами, а скорее «товарищами» или «братьями по оружию», и отношения с ними не могли быть для князя унизительными, а значит, прежде всего, это должны были быть люди «нарочитые» по сравнению с большинством населения. Лиц, приглашённых на княжеские пиры в гридницу, князь уважал, прислушиваясь к их мнению и удовлетворяя их пожелания, – специально для них он изготовил серебряные ложки. Не удивительно, что в таком контексте летописец пренебрёг упоминанием каких-то второстепенных слуг-отроков, которых, впрочем, в ином случае мог тоже зачислить в состав «дружины» – как это было сделано в рассказе о мести Ольги древлянам, где «дружиной» названы все те отроки, которые в тот момент были рядом с ней, которым она «повела» «служити пред» древлянами на тризне и которые, конечно, не все поголовно обязательно должны были быть собственно военные слуги.
Таким образом, не подходя к делу формалистически и учитывая особенности летописи как литературного текста, надо заключить, что слово дружина выступает в рассказе о пирах Владимира в значении люди князя и что его контекстуальное употребление вполне соответствует тем тенденциям его использования, которые были уже отмечены выше (семантическая «текучесть»).
* * *
В завершение параграфа приведу «статистические» оценки по употреблению слова дружина в разных значениях в летописном тексте, который был выбран для анализа. Одно упоминание не имеет ценности, так как содержится во вставке в повторно написанной фразе (в рассказе о гибели Игоря). Из оставшихся 34 упоминаний трижды «дружина» обозначает просто войско (в описаниях болгарского похода Святослава и взятия Корсуня Владимиром). Такое значение можно предполагать за словом и ещё в двух случаях (в рассказе о захвате Игорем Киева, где составитель ПВЛ заменил «дружину» «боями», и в рассказе об осаде печенегами Киева). В «классическом» смысле свои (люди), товарищи, спутники слово выступает один раз («наша дружина» древлян), если не считать возможность альтернативного понимания в рассказе об осаде Киева печенегами. Такой смысл проглядывает ещё в тех двух случаях, когда вожди обращаются к войску, но имеются в виду не просто товарищи, а именно соратники– «братья по оружию». В некоторых из остальных примеров можно было бы как будто увидеть в слове дружина то значение, которое ранее признавалось главным для него, – «постоянное княжеское войско». Так можно трактовать выражения «Предисловия к НС» и противопоставление «дружины» Святослава «воям», собранным им для войны с печенегами, в рассказе об осаде Киева. Однако сопоставление этих примеров с остальными, близкими по смыслу, где речь тоже идёт о людях князя, заставляет сомневаться в том, что такое значение можно выделить как сколько-нибудь устойчивое. В одних случаях княжеские люди выступают военными, но совершенно не видно, чтобы они составляли некое «постоянное» учреждение. В других же случаях эти люди, названные «дружиной», составляют уже вовсе и не войско. Наиболее характерны в этом смысле известия об «испытании вер» и о пирах Владимира, где речь идёт о людях, так или иначе связанных с князям, но совсем не обязательно как-то строго организационно-институционально. В «дружине» оказываются и бояре, и «старцы градские», и вообще «нарочитые мужи». С другой стороны, «дружиной» могут быть названы и княжеские отроки, среди которых, видимо, могли оказаться разные люди, далеко не только военные слуги, обладавшие повышенным статусом.
На мой взгляд, правильнее было бы говорить не о «постоянном княжеском войске», а об окружении князя, доверенных лицах князя или людях на службе князя, то есть определить смысл слова дружина как «войско князя / окружение, люди князя». В сущности, имелись в виду вообще люди князя, но просто в силу естественных обстоятельств той эпохи эти люди выступали военными par excellence.
