Проблема в выделении точного значения слова состоит в особенностях его употребления. Отталкиваясь от более специфического, хотя и всё равно довольно широкого и расплывчатого смысла "войско князя/люди князя", древние летописцы применяли слово дружина довольно свободно по отношению то к одной группе в окружении князя, то – к другой, то есть переносили общее «родовое» обозначение на частные случаи с сужением широкого значения в «видовое» в зависимости от контекста и ситуации. При этом этот более специфический смысл слова всё равно не отрывался окончательно от более общего древнего значения «товарищи, спутники» и, конечно, пересекался и со значением «войско/военный отряд». Достаточно указать на обращение князя или военачальника к войску– «[братья и] дружина», – где можно разглядеть все три значения, и значит, они могли в тот или иной момент по-разному актуализироваться. Семантическая текучесть или неустойчивость и метонимия – вот основные черты употребления слова дружина в тех 34 примерах, которые были разобраны по тексту Н1Лм за X в. И в этой ситуации о какой-либо терминологичности этого слова говорить не приходится.
Нет оснований подозревать (и это покажет ещё дальнейший анализ), что эти черты словоупотребления не были свойственны самому живому языку. И тем не менее, по всей вероятности, как уже отмечалось выше, они провоцировались или усиливались особенностями летописного повествования как литературной формы. Летописцы излагали события более или менее отдалённого прошлого, окутанные легендой, и в то же время создавали свои нарративы, преследуя определенные политические, идеологические и морально-назидательные цели. С другой стороны, изложение того или иного сюжета должно было выглядеть реалистично и достоверно, да и просто занимательно. В ситуации, когда автор не знал наверняка всех деталей того, о чём он рассказывал, но должен был изложить дело так, чтобы в его компетенции не возникло сомнений, и при этом провести «свою линию», терминологическая неопределённость и сознательная или несознательная метонимия были бы вполне естественны и даже неизбежны. Такие общие значения, как "товарищи, спутники" или "войско князя/люди князя" были просто удобны – неопределённость смысла слова позволяла летописцу более гибко и свободно излагать ход событий, известный ему, главным образом, по преданию (даже если считать, что этот летописец писал в начале XI в.).
С точки зрения тех отдельных произведений и летописных «слоев», которые составили выбранную для анализа часть Н1Лм, какой-либо динамики в появлении тех или иных значений или смысловых оттенков слова не обнаруживается– все они присутствуют в текстах, которые происходят из разных частей и пластов НС, отразившегося на этом отрезке в Н1Лм. Например, о дружине в смысле "княжеское войско/окружение" говорится и в «Предисловии» к НС, составление которого уверенно можно отнести к 1090-м гг., и в известиях о Рюрике, Игоре, Ольге и Владимире, входивших в первоначальное летописное «ядро». С другой стороны, дружина как «войско» выступает как в древнем описании походов Святослава, так и во вставной «Корсунской легенде». В целом в летописи, в центре повествования которой деяния князей, естественно, значительно преобладает дружина как «княжеское войско/окружение». Но два других значения: «свои (люди), товарищи» и «войско вообще» сохраняются.
В сравнении словоупотребления древнейшей летописи с древнеболгарскими и чешскими текстами каких-то принципиальных отличий не заметно. В этих текстах есть уже примеры, когда помимо первоначального (старославянского) значения "свои (люди), товарищи, спутники" слово дружина использовалось в значениях «войско» и люди, окружение князя". Во 2-м Житии св. Вячеслава два случая использования слова составляют прямую аналогию разобранным примерам из летописи. В 10-й и 13-й главах жития слово дружина сначала обозначает ближайших amici князя, отделённых от «иж(е) от отрок моих слуги», – то есть указывает на знатных людей, – а затем используется для указания на всех людей в окружении князя, кроме знати («боляр»). Очевидно, это – та же метонимия, зафиксированная в летописных известиях об отроках Ольги и сотрапезниках Владимира, когда слово с широким значением приобретает в частных случаях совсем разные, как будто даже противоположные, смыслы. В 19-й главе 2-го Жития св. Вячеслава об одних и тех же людях, приближённых князя, которые в латинском оригинале обозначаются словом socii, сказано «своя» и тут же ниже – «дружина». Ср. в известии о пирах Владимира: сначала «люди свои», потом «дружина».
2. Летописи и другие источники XI–XIII вв.
Выводы, полученные на одном отрезке древнейшего летописания, об употребления слова дружина можно, судя по всему, распространить и на другие летописные тексты, и на памятники нелетописного жанра. Во всяком случае, материал, подобранный в специальных терминологических исследованиях (К. Р. Шмидта, Ф. П. Сороколетова и других авторов), этим выводам никак не противоречит. Нет возможности, да и необходимости рассматривать (или пересматривать) каждое упоминание этого слова, но можно привести несколько примеров из источников XI–XIII вв. наиболее ярких и показательных для тех тенденций, которые уже были выявлены. Особый интерес представляет ситуация, когда слово дружина выступает с дополнительными определениями или пояснениями.
Прежде всего, следует подчеркнуть, что и в ПВЛ, и в летописании ХII-ХIII вв. слово дружина продолжает широко использоваться в смысле «люди/войско князя», но при этом в отдельных случаях оно может обозначать и некий более или менее ограниченный круг лиц среди людей князя. В этих случаях часто (особенно в южном летописании XII в., вошедшем в состав Киевского свода конца XII в.) речь идёт о ближайшем окружении князя, с которым он советуется по тем или иным военным и политическим вопросам, и надо предполагать, что имеются в виду в первую очередь бояре
[442]. Однако, нередко бояре и противопоставляются всей остальной «дружине», когда под этим словом подразумеваются вообще всякие люди князя. Такое противопоставление особенно наглядно в выражениях, подобных тому, которое было употреблено впервые в ПВЛ в статье 6621 (1113) г.: «бояре и дружина его вся»
[443]. Такие выражения с отличием боярства от «дружины» встречаются ещё несколько раз в Киевском своде конца XII в.
[444] В ЛаврЛ несколько раз в описании междоусобия после смерти Андрея Боголюбского бояре тоже перечисляются как будто отдельно от остальной дружины: «съ володимерци и с дружиною своею и что бяше бояръ осталося у него», «и дружину его всю изъимаша и думци его извяза всѣ», «и дружина их вся изъимана и всѣ вельможи ихъ»
[445]. Важно, что такое различие фиксируется и не только в летописи. Так, в статье 91 «Пространной редакции» «Русской Правды» (по древнейшим спискам Синодально-Троицкой группы) бояре и «дружина» упоминаются по отдельности в заглавии: «О заднице боярьстеи и о дружьнеи» и в первой фразе: «аже в боярех любо в дружине»
[446].
