Затем он уронил несколько горшков и другую посуду. Порезал себе руки и живот. Измазался кровью своих жертв и упал возле комнаты Антемиола. Центурион к тому времени проснулся, разбуженный громкой возней и нарочитыми криками Константинуса.
Его глазам предстала жуткая картина. Вся соседняя комната была залита кровью. В луже крови лежал один из его храбрых воинов, красавец Константинус, и почти не дышал. Позднее, «придя в себя», Константинус слабым голосом объяснил, что случайно шел мимо шатра Антемиола, как увидел, что двое человек из лагеря мятежников (он описал их внешний вид) напали ночью на шатер центуриона. И что он едва успел прогнать их, ранив одного. Он не успел спасти прекрасных ликом рабов Антемиола, но спас его самого.
Антемиол поверил сказкам Константинуса и приблизил его к себе, одарив множеством подарков. Но не подарки были нужны Константинусу из рода Ларциев. И тогда во время очередного застолья, когда Антемиол был во хмелю и оплакивал своих убитых любовников, Константинус упал к его ногам и принялся целовать сандалии.
– Выслушай меня, о храбрейший из воинов. Мне жаль, что враги убили твоих прекрасных рабов. Но разве свободолюбивый и почетный гражданин Рима должен всегда довольствоваться услугами покоренных варваров, чьи ласки фальшивы, как может быть фальшива любовь раба?
Антемиол внимательно посмотрел в голубые глаза юноши.
– Ты говоришь очень умные речи, – согласился он. – Встань же с колен.
– Антемиол, гордость, происхождение и воспитание не позволяют мне падать на колени перед равным. Но любовь моя позволяет мне сделать это. Вот уже скоро год, как я одержим жгучим пламенем страсти, и сердце мое разрывается от любви к тебе, мой прекрасный центурион. Ты оплакиваешь красивого раба. Он был совсем мальчиком. И ты, искушенный, ценишь лишь зеленые плоды. Но посмотри на меня, я еще совсем молод. Мне только исполнилось девятнадцать. И разве я хуже убитого иудея, над которым ты скорбишь? Дай свою руку и потрогай мое горячее сердце. Послушай его стук. Оно так стучит ради тебя. Любимый мой, если ты отвергнешь меня, я тут же покончу с собой. Ибо жизнь без тебя подобна смерти.
Антемиол не ответил Константинусу. Он подал ему руку и усадил рядом с собой. Его пальцы погладили матовую щеку юноши, прошлись по волосам. Он вспомнил этот взгляд. Он вспомнил, что эти глаза снились ему и ранее. Он вспомнил, что видел их всюду. Властной рукой Антемиол привлек к себе Константинуса и крепко поцеловал его.
– Ты был хоть раз с женщиной?
– Нет. Я рожден патикусом. Меня не тянет к женщинам. Их женщин я любил лишь свою мать, но она умерла, когда мне было три года. Меня воспитывал отец и дядя Марк.
– Хорошо, Константинус. Я тронут твоими речами. Оставайся в моем шатре. Отныне ты будешь жить со мной.
И потекли жаркие ночи любви. Константинус будто возродился вновь, когда ощутил всю любовь Антемиола. Чужая каменистая земля казалась ему раем неземным. Он мечтал, чтобы этот поход длился целую вечность.
«Какой кровавый закат! – подумал Константинус. – Как я ненавижу кровь. Но мои руки уже давно по локоть в крови. Завтра на рассвете будет показательное оскопление пленников. Понтифик давал воинам напутствие, не щадить своих врагов. Vae victis
[63]».
Антемиол вернулся от своих друзей, где они играли в кости.
– Константинус, ты спишь? – шепотом спросил он.
– Нет, возлюбленный мой. С тех пор, как твоя любовь коснулась меня, я освещен счастьем. Сами боги могут позавидовать мне. Я самый счастливый человек, – по его щекам катились слезы.
Антемиол прилег рядом.
– Сокровище мое, не стоит плакать. Я тоже полюбил тебя всем сердцем. Я буду нежен с тобой.
– Твоя нежность для меня важнее, чем свет лучезарной Авроры. Но…
– Что?
– Я очень хотел бы, чтобы ты был ко мне иногда чуть жесток.
– Мой мальчик любит игры с болью?
– Да…
– Хорошо, завтра я привяжу тебя к скамье и угощу ударами плетки.
– Я почту это за честь, возлюбленный.
Антемиол увидел, как загорелись в темноте глаза Константинуса, а плоть его сделалась тверже камня…
– Завтра будет показательное оскопление, – проговорил Константинус спустя час.
– Я знаю. Я не люблю все это. Такие зрелища напоминают мне культ Изиды. Я давно перестал ходить в ее храм. Изида – богиня плебеев. Я радовался, когда Цезарь разрушал ее храмы. Но время доказывало, что египетская богиня сильнее Цезаря и консулов, – Антемиол немного помолчал в раздумьях. – Мне ненавистно всякое членовредительство. Даже если оно проводится в наказание или во славу богини. Если человек враг, я предпочту его убить без пытки. Мне противны мучения людей и животных. Я храбрый воин, но меня учили только убивать, но не мучить.
– Согласен с тобой, мой возлюбленный. И мне противны мучения несчастных. Едва ли все выживут после той процедуры. В прошлый раз из оскопленных пленников не выжил ни один.
– Да, я помню их стоны. На третий день мучений я приказал их всех умертвить, – признался Антемиол. – Но в этот раз с нами эскулап из стана иудеев. Им привычен уход за такими увечьями. Может, он и выходит кого-то.
По приказу Великого Понтифика во время римских походов должны были проводиться показательные пытки – оскопление и выкалывание глаз. Иногда Понтифик приказывал сотворять еще более страшные вещи. Многим воинам были не по душе эти кровавые обычаи, ведущие свое начало от Египетской Изиды, но они беспрекословно выполняли требования жрецов.
На рассвете уже звучали походные трубы, был готов жертвенный алтарь с набором отточенных серпов, блестящих на солнце своими зловещими лезвиями. Тут же дымился очаг с железным прутом, утолщенным на конце.
Пленников вывели обнаженными. Их было десять человек. Среди них не было старых мужчин. Все они казались совсем молодыми и полными сил, хоть их лица выглядели белее полотна от страха предстоящей муки. Возле них колдовал эскулап. Он перевязал им половые органы у основания какой-то веревкой.
– Что ты с ними сделал? К чему эти веревки? – поинтересовался Антемиол с плохо скрываемой досадой. Он хмурился и отворачивался от пленников.
– Ты же хочешь, центурион, чтобы Рим получил новых рабов на мраморных каменоломнях? Все они молоды и полны сил. К чему их убивать?
– Они и так мрут после этой пытки.
– Я попробую сделать так, что они не умрут, – захихикал лекарь. – Я уже много лет провожу кастрацию мужчин и женщин. Мне поручали делать евнухов для храмов и сералей. Я знаю, чем их поить и сколько кормить накануне. Я знаю, за сколько часов нужно убрать воду. Смотри, центурион, здесь у меня калится железо для прижигания раны. А это гусиные перья для отвода мочи. Ты наградишь меня, если большая часть пленников останется в живых?
