* * *
Людмила очнулась от холода – сильно озябли голые ступни. Саднило разбитые коленки. К горлу подступала тошнота. Она едва успела повернуть голову набок – жгучий спазм скрутил желудок. Ее вырвало чем-то кислым. Она вспомнила, что вчера ела моченую антоновку. Она никак не могла вспомнить, что с ней произошло, и где она? Попыталась поднять голову – тугая веревка больно врезалась в грудь. Руки и ноги тоже были крепко привязаны к узкой кровати. А где Анатоль? Что со мной? Она застонала.
Впереди мелькнуло пламя свечи, вырвав из темноты силуэт высокой и полной женщины.
– О, очнулась. Глянь, Машка, очнулась наша краля.
– Да, вижу. Смотри, Капа, ее рвет. Обрюхатил, видать, наш граф эту дуреху.
– Да, не похоже… Сегодня придет доктор и все скажет.
– Доктор?
– Да, Руфина приказала вначале ее осмотреть, как положено.
Только сейчас до Людочки стал доходить весь ужас того положения, в котором она оказалась.
– Анатоль! Где Анатоль? Позовите графа! – запричитала она.
– О, милая… Не услышит он тебя.
– Где он?
– С женой он, милая. С супругой любимой и детьми. Бросил он тебя. Отказался. Сказал, что ты ему неинтересна… Так-то. Даже просил наказать.
– Этого не может быть, – дернулась Людмила.
– Еще как может. Правда, Маша?
– Правда. У нас вон, в деревне, барин сожительствовал с девкой, пока она не понесла от него. А как понесла, он и прогнал ее с порога. Так та, курица, тоже все кричала: расскажите ему, что я здесь стою, у ворот. Не может быть, чтобы он разлюбил меня. А барин тем временем уже к другой крале подбирался. Горемычная до самых родов все кричала: не может быть… Так и померла сердешная в неверии, что бросил ее любовничек. Может, ешо как может. Жисть она подлая… Так и твой граф уже Руфине ручки и ножки цалует. Скоро она разродится сыночком. А про тебя, развратницу, он и не вспомнит. Лежи, покуда доктор тебя не осмотрел. А после поедешь в участок.
Забегая вперед, хотелось бы немного успокоить тебя, дорогой читатель. Не можем мы допустить, чтобы и ты подверг сомнению пылкую любовь графа Краевского к Людмиле Петровой.
Как только Анатоль передал с Еленой вещи для Людмилы, он тут же получил от хромой горничной заверения, что его возлюбленная села в экипаж и благополучно покинула имение. Да, да, Елена солгала графу по наущению Капитолины Ивановны. Коварно обманутый Краевский чуточку успокоился и решил на время закрыться в своем кабинете.
Он откупорил бутылку французского коньяка и принялся обдумывать свое нынешнее положение. Он прекрасно понимал, что все его оправдания и пылкие речи будут неуместны, если не смешны. Да, он был пойман на месте преступления. Причем, не смотря на всю скандальность и стыд положения, в которое он попал, сам себе он не казался преступником, и его не мучили муки совести. Ему лишь было чуточку жаль Руфину. Не более. Как ни странно, он был даже рад подобной развязке. Его душа была возле возлюбленной Людмилы. Он знал, что скоро буря утихнет, тогда он сможет более спокойно поговорить с супругой. Он предложит ей мирный договор и раздельное проживание при сохранении внешних условностей. Позор в свете не был нужен ни ему, ни ей.
Обдумывая детали разговора, Краевский сам не заметил, как захмелел. Он крикнул приказчика и велел принести ему из подвала еще одну бутылку коньяка. Перед самым кабинетом сия бутылка была перехвачена, вскрыта, и по приказу графини туда влили большую порцию снотворного.
– Ты зачем вскрыл бутылку, каналья? – поинтересовался он у Николая.
– Я подумал, вдруг у вас нет штопора.
– Все у меня есть. И принеси мне закусок втихаря от жены. Аппетит что-то разыгрался, – хохотнул неунывающий граф.
– Сию минуту, Ваше Сиятельство.
Но закуски ему уже не понадобились. Выпив еще несколько рюмок коньяка, граф вдруг обессилел, тяжелая голова упала на подушку. Краевский заснул прямо на диване, не снимая одежды.
* * *
– Ослабь нижние веревки, – проговорила Капитолина. Сюда спускается доктор. Надо раздвинуть ей ноги.
Надо бы напомнить, что в хозяйственном флигеле, где проживала сама Капитолина Ивановна, ее верная подруга Мария, приказчик Николай, дворник, садовник и еще несколько работников, существовал цокольный этаж. Это были полуподвальные помещения, в части которых хранились припасы на зиму, мука, картошка, тюки с бельем, бочки с салом и льняным маслом. И многое другое. Одну из таких темных и холодных комнат и приказала освободить Капитолина Ивановна, куда поставила старую кровать, покрытою простынею. В бессознательном состоянии сюда приволокли Людмилу, раздели ее до одной сорочки и привязали к кровати. С минуты на минуту ждали доктора. Его, сама не понимая для чего, велела пригласить Руфина Леопольдовна. Скорее для соблюдения всех внешних правил этого дома. А вне его правил, в закутке возле комнаты, Капитолина уже несколько часов вымачивала связку розог и готовила веревки и кнуты. Воображение старшей горничной подкидывало ей все более изощренные картинки мучений, которые она приготовила для молодой женщины.
Людочка уже давно не спала. Она лишь все время плакала, кусая в кровь губы.
«Почему я не успела сбежать? Где Анатоль? Что с ним? Неужели он и вправду отвернулся от меня? – лихорадочно думала она. – Нет, он спасет меня».
Послышались шаркающие шаги, пахнуло карболкой. На край кровати кто-то присел.
– Ну-с, дорогуша, я должен вас осмотреть. Раздвиньте пошире ноги.
Людмила открыла глаза. Рядом с ней сидел плешивый доктор, Илья Петрович.
– Оставьте меня в покое, – проговорила она. – Я не желаю вам показываться. Если мне будет надо, я навещу вас в вашей клинике. Меня обслуживают другие доктора, – гневно произнесла Людмила.
– Милочка, да сколько угодно других докторов пусть осматривают вас. Вы наняты в этот дом рабочей прислугой. У вас подписаны бумаги. И вы обязаны подчиняться внутреннему распорядку. А потому, не противьтесь, а лучше разведите ноги.
Людмила мотнула головой. В изголовье послышался шорох. Капитолина и Мария, вцепившись в ляжки крепкими пальцами, с силой развели ее колени и подняли их кверху. Их пальцы приносили ей острую боль, саднило под коленями. Доктор заглянул в растянутое стервятницами лоно.
– Капитолина Ивановна, посветите мне получше лампой, – скомандовал он. – Хм, странно…
– Что не так? Вы не удивляйтесь доктор, у потаскух сейчас модно брить лобки, словно у басурман в гаремах.
– Я не об этом.
– А о чем?
– Эта девушка девственна.
– Не может быть…
– Но факт – вещь упрямая.
Он еще долго ощупывал ее живот, нажимая на лобок, изучал соски и груди. Спрашивал об аппетите и вкусовых желаниях.
– А знаете ли вы, голубушка, что у вас беременность? Около трех месяцев, – в итоге изрек он.
