– Выбросите в воду, – приказал солдат.
– Прошу вас, товарищ…
– Снимите и выбросите в воду! Это механизм!
– Но…
– Организация ее вылечит!
Кажется, прошла целая вечность, прежде чем папе удалось наконец снять шину. Он швырнул ее за борт, и она отправилась ко дну, как игрушечный кораблик. Я никогда не буду ходить как мама, мелькнуло у меня в голове. Я ненавидела шину, но теперь я о ней жалела. Хорошо, что разрешили оставить ботинки. Солдат пропустил нас в лодку.
Внутри царила темнота, лишь под самым потолком горел маленький керосиновый фонарь. Я задохнулась от вони. Пахло гнилым сеном и навозом, словно мы оказались в животе у коровы. На деревянном полу, покрытом темными пятнами, валялись клетки, ящики, корзины и тюки. Мы нашли место рядом с большой клеткой – в таких обычно перевозят кур и уток. Папа сдвинул клетку, а Большой Дядя разложил на полу чистое сено, чтобы мы могли сесть. Выбраться из лодки можно было только через дверь. В стенах наверху виднелись небольшие, круглые, как луна, отверстия с решетками. Я не сводила с них глаз.
Вошел последний человек. Дверь захлопнулась – гигантская пасть поглотила свою добычу. Никто не услышит нас, в ужасе подумала я. Никто не узнает о нашем существовании. И тогда я закричала, так громко, как только могла.
– Тебе лучше? – спросил папа, когда я перестала кричать.
Я кивнула.
– Хорошо. – Он ласково потрепал меня по голове. – Ты меня напугала.
Когда мы наконец причалили, у меня было чувство, что мы провели в лодке целую ночь. Нетвердо ступая, мы сошли на причал, наскоро сооруженный около плавучей деревни. Кругом – тростниковые хижины на сваях, лодки с плетеными ротанговыми навесами и сампаны с парусами, похожими на крылья. В полумраке виднелись силуэты людей, занятых привычными делами. Рыбак чистил сеть. Женщина, стоя на затопленных ступенях хижины, купала ребенка. В синеватом свете керосинового фонаря семья рассаживалась на полу, чтобы поужинать. Жители деревни наблюдали за нами издалека, с молчаливым любопытством, словно знали о нашем прибытии и все это время его ожидали. И пусть никто не помахал, не поздоровался, я все равно была счастлива выбраться из лодки. Вдохнуть свежий воздух, увидеть звезды в небе, людей, деревья, траву. Как будто морское чудище проглотило нас, а затем выплюнуло обратно целыми и невредимыми, способными, как прежде, видеть, слышать и чувствовать. Теперь я ощутила запах реки, к нему примешивался едва различимый запах муссона. Пока мы плыли, шел дождь? Вот бы он пошел сейчас. Мне хотелось смыть запах навоза.
Два факела освещали нам путь, пока мы по деревянным мосткам пробирались к берегу. Я ступала медленно и осторожно, опираясь на папину руку. Без шины от ботинок проку мало, а сандалии не спасали от хромоты. Правая нога быстро уставала. Но даже это не омрачало моей радости: нас выпустили из лодки для скота, мы снова на свободе!
На берегу, вскинув на плечи винтовки, стояли еще солдаты, смуглые, как ночь вокруг. Они сказали, мы переночуем здесь. Мы отошли в сторону от плавучей деревни и остановились у поляны, окруженной кокосовыми пальмами.
– Всем оставаться здесь, – приказал командир «красных кхмеров», показывая в темноту. – Тех, кто попытается бежать, застрелят на месте. Рискнет один – убьют всю семью. Вам нельзя вступать в контакт с местными. Здесь только мы решаем, с кем вам общаться и куда идти. Нарушите правила – умрете.
Люди стали устраиваться на поляне, стараясь занять место поближе к реке. Не слышалось ни ругани, ни споров.
– Ради этого не стоит рисковать жизнью, – сказал жене какой-то мужчина. – Какая разница, где лечь. Все будут спать на земле.
Мы нашли место в нескольких ярдах от реки, у склонившейся к воде пальмы. Папа и Большой Дядя, избавившись от тяжелой ноши, принялись расчищать пространство для ночлега. Они срезали кухонными ножами колючие кусты. Выдергивали ползучие растения. Срывали лианы, которые могли оказаться ядовитыми. Утаптывали траву. Смотрели, чтобы рядом не было скорпионов и тарантулов. Большой Дядя взял в помощники близнецов, и они втроем таскали мусор. Бабушка-королева и Радана все это время сидели посреди мешков и узлов, переговариваясь на каком-то своем языке, похожем на квохтанье диких фазанов, на удивление довольные, что можно посидеть, пока остальные заняты делом. Папа расчистил место на земле и постелил циновку для Бабушки-королевы.
Чуть поодаль мама разводила костер. Она наломала сухих веток, сложила их в кучку и подожгла спичкой. Заплясали языки пламени, с веселым треском взметнулись искры, а когда загорелись ветки побольше, в огне запылали угли. Мама положила вокруг костра три камня, налила речной воды в чайник и водрузила его на камни. И снова она, взяв все в свои руки, решала, что и сколько мы можем съесть из нашего запаса продуктов. Тате и тете Индии мама давала четкие указания – чтобы у тех не пошла кругом голова. У всех в нашей семье, кроме мамы, с самого рождения имелась прислуга, а теперь мы вдруг оказались вдали от дома, без привычной помощи.
Тата занималась рисом. Она развязала мешок, с помощью чашки отсыпала в кастрюлю столько, сколько сказала мама, и промыла рис водой. Рядом тетя Индия кусочками бананового листа счищала соль с сушеной рыбы. Мама показала ей, как стеблем примотать кусок рыбы к рогатой ветке и поджаривать его, приложив к горячему чайнику. Когда тетя Индия наловчилась жарить рыбу, мама начала разводить еще один костер – для риса.
Другие семьи делали то же самое. Вскоре лагерь ожил, задвигался и зашумел. Люди одалживали друг у друга кастрюли и сковороды, тарелки и чашки, корзины и ножи. Обменивались продуктами: банка сгущенного молока за чашку риса, зубчик чеснока за ложку сахара, соль за перец, сушеная рыба за соленые яйца. Вокруг царило оживление, какое бывает на рынке, а огни костров только усиливали ощущение, будто все собрались на какой-то праздник.
Даже «красные кхмеры», что расхаживали вокруг лагеря, не спуская с нас глаз, уже не казались такими жуткими. Они разделились на небольшие группы, и издалека их можно было принять за такие же семьи, занятые приготовлением ужина. Я не слышала, о чем они говорят, но они явно шутили между собой. То и дело раздавался громкий, похожий на хлопанье крыльев, смех. Во мне боролись страх и любопытство.
Подошел папа с кокосом в руках.
– Смотрите, что я нашел! Для аппетита! – воскликнул он, широко улыбаясь.
Сев рядом со мной, папа вскрыл ножом внешнюю оболочку ореха и стал счищать коричневую волокнистую кожуру, пока не добрался до скорлупы. Затем, одним точным ударом расколов орех посередине, вылил сок в миску, отпил глоток и отдал мне остальное.
В эту секунду в том месте, где сидела мама, из травы выскочила лягушка размером с мой кулак и запрыгнула на вытянувшийся вдоль земли ствол пальмы. Мы с папой изумленно переглянулись и захохотали. Мама смутилась и с недовольным видом повернулась к нам спиной, сделав вид, будто не понимает, отчего нам так весело. Мы с папой покатывались со смеху.
