— Не так быстро. Что значит — ты проходил мимо моего сарая? Мой сарай, как видишь, на таком отшибе, что до него поди ещё доберись. И тут вообще-то частная территория.
Женщина выпрямилась в полный рост, и Питер ещё отодвинулся.
— Просто… я пошёл напрямик, возвращался домой… — в памяти промелькнула вчерашняя бейсбольная тренировка, — с тренировки по бейсболу.
— Ах, ты возвращался домой. Через мою территорию. С тренировки по бейсболу. Тогда у меня один маленький вопрос: а где твоя бита? — Она смотрела на разбросанные по полу вещи. — Вот я вижу, у тебя здесь есть изолента, мусорные мешки, браслетик-амулетик, одежда, еда, вода… а где же бита? А, мальчик?
Слово «мальчик» она произнесла немного странно — шелковисто и словно с двумя ударениями, — словно с акцентом. Ну или с намёком на акцент. Как будто там, где она жила в детстве, люди разговаривали на каком-то языке, который был похож на пение.
— Ну, я… просто не взял её с собой. Тяжело таскать.
Женщина опять качнула головой, на этот раз с нескрываемым презрением. Она рывком засучила левую штанину своего комбинезона. Ниже колена вместо ноги у неё торчал деревянный столбик, которым она стукнула о дощатый пол рядом с Питером.
— Вот, мальчик. Нога. Её тяжело таскать, знаешь ли. Массив сосны. Но я же таскаю, правда?
Тут женщина разглядела на своей деревянной ноге что-то, что, кажется, ей не понравилось. Она вытянула из-за пояса нож, наклонилась и чиркнула им по дереву, выхватив узкую полоску чуть выше того места, где должна была быть её лодыжка. Закончив, она разогнулась и опять смотрела прямо на Питера. И кончик её ножа смотрел прямо на Питера.
— Ну-с, попробуем ещё раз. Мне страшно любопытно: если ты был на тренировке по бейсболу, как же это получилось, что ты без биты?
Взгляд Питера скользнул с ножа на лицо женщины и опять соскочил на кончик ножа. Лезвие зловеще изгибалось, отсвечивало длинно и тонко. Ладно, может, она сумасшедшая. Может, и хуже. Сердце в груди у Питера спотыкалось, во рту пересохло, как в пустыне, но у него всё же получилось ответить:
— У меня её нет.
Женщина сверкнула полуусмешкой и подмигнула.
— Уже лучше. Хоть чуть-чуть похоже на правду. Как тебя зовут?
Питер сказал.
— Ну, Питер Без-битер, что там с твоей ногой?
Не отрывая взгляда от ножа, он стал разматывать накрученную флисовую куртку. Он даже не касался ступни, но боль снова выстрелила снизу вверх. Питера бросило в дрожь. Только сейчас он понял, что страшно замёрз.
— Я её подвернул.
Женщина присела на корточки, её деревянная нога выставилась неловко вбок. Питер отвёл глаза.
— Не двигайся.
Он даже не успел сообразить, что происходит, а она уже сунула холодное лезвие своего ножа внутрь его носка и вскрыла его одним движением. Питер крепко сжал губы, чтобы не закричать. Нога лежала раздутая, как баклажан, и такого же цвета.
— И ты на этом ходил?
Питер указал рукой на обломанную ветку, которая лежала рядом на полу:
— Я сделал себе палку.
Рука задрожала, и он её опустил.
Женщина кивнула и взялась обеими руками снизу за его пятку.
— Сейчас я её приподниму, — предупредила она. — Готов?
— Нет! Не трогайте!
Но женщина уже ощупывала его ногу. Время от времени она командовала:
— Пошевели большим пальцем. Так, теперь всеми. Теперь покрути ступнёй, вправо-влево. — Питер морщился от боли, но делал всё, как она просила.
— Тебе повезло, — сказала она, опуская ногу Питера на свёрнутую куртку. — Перелом пятой плюсневой кости, без смещения. Это крайняя кость стопы, одиночный чистый перелом.
— Повезло? Что значит повезло, когда перелом?
Женщина отклонилась назад, подтащила свою деревянную ногу к его руке и воткнула нож в древесину.
— Даже не знаю… Надо подумать, что это может значить: повезло… когда всего лишь перелом…
— Ладно, я понял. Простите.
— В таком возрасте, — женщина выдернула нож из деревянной ноги и направила остриё на Питера, как указку, — всё быстро срастается. Ничего, походишь в гипсе неделек шесть — заживёт.
— Откуда вы всё это знаете? Врач, что ли?
— Медик. Была. В другой жизни. — Женщина, балансируя на одной ноге, поднялась и посмотрела на Питера сверху вниз по-новому, словно только что прозрела. — А ведь ты беглец. — Она скрестила руки на груди и покачала головой. — Ну, я права? Сбежал?
— Нет! Нет! Я этот… турист.
Она зажала уши руками и нахмурилась.
— Извини, не выдержала. У меня детектор лжи зашкалило. Давай попробуем ещё раз. Говори: ты сбежал из дома?
Питер вздохнул.
— Не совсем.
— Не совсем. Тогда как ты оказался вчера на моей территории со своими запасами еды и одежды? А, Питер Без-битер?
— Ну в общем, я сбежал, но не из дома. А домой.
— Как интересно. Ну-ну, продолжай.
Питер глянул в окошко над верстаком. Высокие сосны пронзали бледное утреннее небо, на их верхушках переругивались вороны. Была бы у него история, которая бы помогла ему выбраться из этого сарая и идти дальше по дороге к Паксу, он бы её рассказал. И ушёл бы, и затерялся средь бела дня вместе со своим переломом пятой плюсневой кости и всеми делами. Но если и была такая история, Питер не мог её вспомнить. Он привалился к стене.
— Это из-за войны. Она движется к нашему городу. Они могут захватить реку. Моему папе пришлось пойти в армию. А мама умерла, мы остались вдвоём. И он отвёз меня…
— Сколько этому твоему папе лет?
— А?.. Тридцать шесть. А что?
— А то, что ничего ему не пришлось. «Пришлось» — это когда по призыву. А призывают восемнадцати-двадцатилеток. Это же мальчишки, им легче всего промывать мозги. А раз твой отец пошёл в армию, значит записался сам, добровольцем. Это был его выбор. Так что начнём историю с правды. У меня тут такое правило.
— Да, хорошо. Записался сам, выбрал сам. А меня отвёз к деду, и…
— И тебе там не понравилось.
— Да не в этом дело. А в том… слушайте, вы не могли бы его куда-нибудь положить?
Женщина посмотрела вниз и, кажется, удивилась, увидев в своей руке нож.
— Фу, как нехорошо, Вола, — пожурила она себя. — Совсем мы с тобой забыли, как ведут себя при гостях. — Она метнула нож, остриё воткнулось в край верстака. — Продолжай.
— Ага. У меня был лис. Есть лис. И мы его отпустили. Оставили в лесу у дороги. Мой папа сказал, что мы должны так сделать, но я точно знаю: я — не должен был.
С той самой минуты, когда они сели в машину и уехали, Питера мучили слова, которые он должен был сказать отцу, но не сказал. Теперь все они выплеснулись наружу.
