Дочистив лапы, он подвернул их под себя и стал ждать. Утренний воздух пульсировал шумами весны. Эти шумы тревожили Пакса всю долгую ночь. В черноте дрожали крадущиеся ночные шорохи, и даже звуки деревьев: раскрывающиеся листы, движение сока в молодых стволах, потрескивание нарастающей коры, — снова и снова настораживали его, пока он дожидался возвращения Питера. Только когда небо засеребрилось рассветом, лис провалился в зыбкий сон.
Но сейчас те же звуки опять звали его. Сто раз его чуткие уши вставали торчком, в другое время он подскочил бы и побежал проверять, что там. Но он всякий раз вспоминал своего мальчика и сдерживался. У людей хорошая память, они вернутся сюда, на это место. Но люди полагаются только на зрение — остальные чувства у них слишком слабые, — и, если они не увидят его, могут опять уехать. Пакс останется у дороги, он не поддастся никаким искушениям, не побежит на юг, туда, где его дом и куда зовёт инстинкт. Он будет сидеть здесь, пока его мальчик не придёт за ним.
В небе кружил стервятник, покачивался в восходящих потоках. Ленивый охотник, он высматривал падаль. Заметив лису, которая не пахла мертвечиной, но и не двигалась, стервятник плавными кругами стал снижаться, чтобы посмотреть ближе.
Когда над Паксом мелькнула равнодушная остроугольная тень, сработал инстинкт — тревога подкинула лиса с места. Он соскочил со ствола и принялся скрести землю когтями.
Земля откликнулась глухим рокотом, будто что-то рычало в самой её сердцевине. Пакс вытянул шею, забыв про опасность с неба. Когда он видел своего мальчика в последний раз, эта дорога тоже гудела и дрожала. Лис взлетел по насыпи и замер в том месте, где его люди оставили его.
Гул перерос в рёв. Пакс привстал на задних лапах, чтобы его было лучше видно. Но звук исходил не от автомобиля мальчика. Вообще не от автомобиля. Когда вдали появился источник звука, он показался лису величиной с дом, в котором живут его люди.
Это был грузовик зелёного цвета. Не живого зелёного, как деревья вокруг, а глухого оливкового — того цвета, какого была бы смерть, если бы она пришла за этими деревьями. Игрушечный солдат, припрятанный лисом под стеблями молочая, был тоже глухо-оливковый. От грузовика разило соляровым маслом и запахом палёного металла — тем же самым, которым была пропитана новая одежда отца мальчика. Пыля и разбрызгивая камни и гравий, грузовик прогромыхал мимо, за ним другой, и ещё, и ещё.
Пакс отскочил подальше от дороги. Стервятник взмыл вверх и, всего раз шевельнув крыльями, улетел прочь.
Глава 4
Уходя, он не отыскал фонарь — это была первая ошибка. Месяц освещал дорогу всего часа два, а потом снова утонул в облаках. Ещё час Питер, спотыкаясь, шёл в полной темноте, но наконец сдался. Один мусорный мешок он разрезал по бокам — получился длинный коврик, во втором сделал прорезь и надел на себя как пончо — от тумана и холодной росы. Он спал, привалившись к дренажной трубе, подложив под голову бейсбольную перчатку вместо подушки. Вообще-то «спал» — изрядное преувеличение: если ему и удалось ненадолго задремать, то его очень скоро разбудили холод, сырость и бьющий в глаза косой солнечный луч.
Его первые мысли были о Паксе: где он этим утром? Ему тоже холодно и сыро? Ему страшно?
— Я иду, — сказал он вслух, засовывая мусорные мешки в рюкзак. — Держись.
Он съел палочку волокнистого сыра и два крекера, запил водой из термоса, потом зашнуровал ботинки и выбрался на дорогу.
Всё болело, ныло, мышцы одеревенели, но хотя бы тревога на время улеглась. Скорее всего, он прошёл не больше семи-восьми миль, но впереди ещё был целый день — дед только вечером придёт с работы и заподозрит неладное.
Судя по той карте из атласа, до шоссе ещё миль двадцать, не больше. Там он срежет путь — повернёт на запад где-нибудь, где ему покажется удобнее. Сегодня он уже будет ночевать в лесу, вдали от цивилизации, — так что можно считать, что самая опасная часть путешествия осталась позади.
Жалко, что он так мало смотрел в окно, когда они с отцом ехали вчера на машине, — вторая ошибка. Теперь он мог только припомнить, что вскоре после того, как они свернули с шоссе, им встретился один-единственный сонный городок, дальше всю дорогу тянулись леса да изредка попадались фермы.
Питер шагал полных пять часов. На пятках горели мозоли, плечи болели от рюкзака. Но каждый шаг приближал его к Паксу и к дому, из которого он не должен был уезжать. И в нём росла надежда. Во всяком случае, она росла до полудня или чуть позже, пока он не дошёл до городка и до людного места с домами — наверное, это была городская площадь.
Тут ему стало казаться, что прохожие, все до единого, смотрят на него подозрительно и сейчас начнут спрашивать, почему он не в школе — эту школу он видел у дороги совсем недавно. Когда женщина, тянувшая за руку малыша, остановилась и откровенно уставилась на Питера, он притворился, что разглядывает что-то в витрине хозяйственного супермаркета.
Но тут он поймал в стекле свое отражение, и остатки надежды улетучились. В волосах труха, куртка в грязи, нос уже сейчас покраснел от солнца, а к концу дня пойдёт волдырями. Отражение смахивало на беглеца, и этот беглец не очень хорошо подготовился к побегу.
— Что ищем, юноша?
Питер обернулся. В дверях стоял человек в синей куртке с эмблемой супермаркета и курил. Он был седоват и лысоват, скрещённые руки опирались на круглый живот, но то, как он зыркал сверху вниз, вдоль носа, напоминало ястреба, высматривающего добычу, — Питер как раз недавно видел одного такого на верхушке кедра.
Питер оглянулся на витрину — семена в пакетиках, садовые инструменты.
— Я просто… Ах да: фонарики у вас есть?
Человек вскинул голову, сделал затяжку, опять зыркнул — и опять напомнил Питеру ястреба. Наконец он кивнул.
— Седьмой ряд. А что это мы не в школе?
— Большая перемена. Сейчас побегу назад.
Человек затушил сигарету и вошёл вслед за Питером в магазин. Пока Питер выбирал на полке самый дешёвый фонарик и батарейки, он смотрел, не отставал ни на шаг и, когда Питер расплачивался на кассе — стоял рядом.
На улице Питер выдохнул — оказывается, всё это время он задерживал дыхание. Он сунул покупки в рюкзак и пошёл дальше в сторону шоссе.
— Эй, парень.
Питер застыл.
Человек в синей куртке догнал его.
— Вон твоя школа. — Он дёрнул Питера за плечо, развернув его в другую сторону.
Питер помахал ему рукой, улыбнулся как можно глупее и поменял направление. На углу он рискнул покоситься через плечо. Человек следил.
Припустив вперёд, Питер почувствовал холодок между лопатками — за шиворот сбегала тонкая струйка пота. Уже у самых дверей школы он перешёл на шаг и свернул в сторону парковки.
