Гамаш жестом подозвал к себе Анри, они отошли в сторону и заняли место за медленно открывающейся дверью. Анри выставил уши вперед, шерсть на нем встала дыбом, и он зарычал.
Но на всякий случай он встал чуть позади Гамаша. На всякий случай.
Арман сделал движение рукой, и рык прекратился. Но пес оставался настороже. Готовился пуститься наутек в любой момент.
Гамаш наблюдал за открывающейся дверью. Мысли его метались. Он вспомнил машину на холме над деревней. Медленно дающую задний ход. Отступающую. Возможно, тот, кто сидел за рулем, откладывал задуманное до более удобного момента.
И вот этот момент настал.
Незваный гость почти наверняка был вооружен, а Гамаш – нет. Однако у него было большое преимущество неожиданности. И неожиданность ждала его, когда он увидел, кто входит в дверь.
– Ты что здесь делаешь?
– Черт побери, Арман, вы меня до смерти напугали!
Анри тявкнул от радости и облегчения. Его хвост заработал как взбесившийся маятник, а взгляд перебегал с Жана Ги Бовуара на мисочку с едой у двери, потом снова на Бовуара. Пес с планами на жизнь. Серьезными, размером с его пасть.
Пока Жан Ги давал Анри печенье, Гамаш повесил на крюк куртку зятя и подумал, что тот впервые назвал его Арманом. После свадьбы Жана Ги и Анни он много раз просил зятя называть его Арманом в семейной обстановке, но тот все никак не мог перешагнуть через себя. Остановился на компромиссном «patron».
Но потрясение развязало ему язык.
– Ты почему здесь? С Анни все в порядке?
– Конечно, иначе я бы позвонил, – проворчал Жан Ги. – А не тащился бы по такой сраной погоде. Простите мой английский.
Он снял туфли и надел тапочки, которые держал у двери.
– Тогда в чем дело? Не то чтобы я не был рад тебя видеть.
– Анни велела мне приехать.
– Почему?
– Потому что я рассказал ей о подозрениях Желина и она забеспокоилась.
Арман хотел спросить у зятя, зачем он рассказывает жене такие вещи, но сразу вспомнил, что сам делится всем с Рейн-Мари.
А теперь и Жан Ги нашел в Анни задушевного друга. Гамаш не мог возражать против этого, хотя язык у него чесался.
Глядя в знакомое лицо человека, которому он доверял свою жизнь, Арман испытал прилив облегчения и благодарность к Анни за то, что прислала его.
– Где теперь Желина? – спросил Бовуар.
– В кровати, спит. Пойдем со мной, – позвал Гамаш. – Есть хочешь?
– Умираю с голода, – ответил Жан Ги.
В кухне он подошел к коробке в углу:
– Как Грейси? Обжилась?
Он нагнулся, потом выпрямился и отступил назад при виде того, что там лежало.
– Значит, драконы действительно существуют?
– Это щенок, – убежденно сказал Гамаш, ставя щедрый кусок пастушьего пирога в микроволновку.
– Не обезьянка? – уточнил Жан Ги.
Арман отказался отвечать. Микроволновка бикнула, пирог был извлечен, кола налита, и двое мужчин уселись за сосновый стол.
Жан Ги сделал основательный глоток, подцепил на вилку громадный кусок пирога и посмотрел на тестя:
– Что-то случилось, patron. Что именно?
– Кажется, я нашел мотив убийства, Жан Ги.
Бовуар опустил вилку.
– И что за мотив?
– Сначала мне нужно, чтобы ты позвонил женщине в «Макдермот и Райан» и спросил про ее фамилию.
– Колдбрук?
– Клэртон. Выясни, почему она воспользовалась этой фамилией в письме к тебе. Почему шрифт был немного другой. Надави на нее, Жан Ги. А если она тебе ничего не ответит, скажи ей: «Охотник на оленей».
– Да ну! Скажите мне больше.
– Не могу. Она должна сказать сама. Не хочу, чтобы ты давал ей больше наводок. И даже эту ты должен придерживать до конца, пока не почувствуешь, что это совершенно необходимо.
– D’accord. – Бовуар посмотрел на часы. – В Англии пять утра. Для звонка рановато.
Он взглянул на тестя. На его вытянувшееся лицо.
– Но я позвоню и оставлю сообщение с просьбой позвонить мне при первой возможности.
Арман Гамаш кивнул:
– Merci.
Бовуар прикончил пирог, и Арман отрезал ему громадный кусок шоколадного торта Габри.
Но не отдал торт зятю, а отнес его на стол и поставил перед собой:
– Твоя очередь.
– Вы о чем?
– У тебя тоже что-то есть, да?
Бовуар оторвал глаза от торта и посмотрел на тестя:
– Вы держите торт в заложниках?
– Да.
– Вы злой, недобрый человек.
– А у тебя есть информация, которая мне нужна.
– Это не столько информация, сколько соображения. Вы сказали, что разгадка убийства в отпечатках пальцев. Еще вы сказали, что отпечатки на револьвере ваши, но вы к нему не прикасались. Тут возможны два варианта. Либо вы лжете, либо говорите правду, а значит, кто-то перевел ваши отпечатки на револьвер. Немногие сумели бы сделать это. И сделать аккуратно. Не просто оставить здоровенный четкий отпечаток на револьвере, но немножко его замутить. Чтобы он был неопознаваемым, но не совсем. У меня для таких дел нет навыков. Сомневаюсь, что они есть у вас.
Его тесть отрицательно покачал головой.
– Но один человек мог бы это сделать, – продолжал Жан Ги. – Бывший офицер полиции, которого вы же и принимали на службу, а потом позвали в академию в качестве приглашенного преподавателя. Человек, который в качестве учебника использует Макиавелли. Манипулятор. Гуго Шарпантье.
– Да, – сказал Гамаш, посылая тарелку с тортом через стол к Жану Ги. – Гуго Шарпантье наверняка сумел бы это сделать.
– Однако зачем ему убивать Ледюка?
– Хороший вопрос.
– И физически ему далеко до Ледюка. Тот уничтожил бы его одним взглядом. Разве что состояние Шарпантье не такое плохое, как он демонстрирует.
– Оно именно такое плохое, – сказал Гамаш. – Я смотрел его медицинскую карточку. На самом деле его состояние хуже, чем может показаться.
Жан Ги ел шоколадный торт и размышлял:
– Тогда ему, возможно, нечего терять. А мы знаем, какими опасными бывают такие люди. Сможет ли мадам Колдбрук и в самом деле сказать мне, почему убили Ледюка?
– Я думаю, она знает или подозревает больше, чем готова сказать добровольно.
Когда три часа спустя зазвонил телефон, Арман еще не ложился. Сидел в кухне у плиты. С одной включенной лампочкой. И смотрел перед собой.
На коленях у него лежала коробка, но не та, что привезли из подвала Канадского королевского легиона.
