Полю Желина по крайней мере хватило совести напустить на себя печальный вид в связи с тем, что им придется арестовать человека, который отправил на тот свет чудовище.
– Это могла быть самозащита, – сказал Жан Ги. – Или даже несчастный случай. Может быть, Ледюк сам себя убил.
– Он казался вам похожим на человека, который будет рисковать? Приставлять револьвер к собственному виску и нажимать на спусковой крючок, как делали кадеты? Играть в русскую рулетку?
– Нет, – согласился Бовуар.
– Нет. И нет пороховых газов на его руках. Это сделал кто-то другой. Тот, кто знал о револьвере и игре. И хотел положить этому конец.
– Коммандер Гамаш не знал.
– Может быть, он в ту ночь как раз и узнал, – возразил Желина. – Пошел туда, чтобы объясниться с Ледюком. И убил его.
Желина встал и перекрестился, затем нагнулся и прошептал на ухо Бовуару:
– Из уважения к месье Гамашу я не стану арестовывать его здесь и сейчас. Мы можем считать церковь убежищем. Но сегодня утром мы вернемся в академию. Вы должны быть готовы. Сначала я получу ордер на арест. А потом приду за ним.
– Вы совершаете ошибку, – сказал Бовуар. – Он не убивал Ледюка.
– Разве он похож на человека, в чьих мыслях нет убийства?
Желина показал на Гамаша, который стоял у алтаря в окружении кадетов.
– Ваш тесть любит поэзию. Смерть Герцога была в некотором роде поэтической, вы так не считаете? Зная то, что знаем мы. Пуля в висок. «Вас всех ждет эта же судьбина».
Жан Ги смотрел на Армана и кадетов, стоящих у церковного алтаря, когда раздался стук закрывшейся двери.
Не было ничего поэтического в том, что случилось. Или в том, что вскоре должно было случиться.
Глава сороковая
Коммандер Гамаш стоял в конце аудитории, слушая, как Шарпантье заканчивает лекцию.
Он преподавал кадетам третьего года обучения, тем, кто уже получил основы знаний и перешел к третьему, самому важному уровню.
Продвинутая тактика.
Гамаш смотрел на Гуго Шарпантье, который, обильно потея, объяснял, что тактика – это отнюдь не выбор наилучшей позиции для того, чтобы пристрелить кого-то.
– Если вам приходится делать это, значит вы уже проиграли, – говорил он. – Успешный тактик редко выходит на сцену. Все дело в манипуляции, предвидении. В том, чтобы интеллектуально обойти вашего противника. Предвидеть его шаги, когда он и сам о них не знает. И ограничивать его возможности. Вести его, вынуждать делать то, что надо вам, но так, чтобы он не догадывался об этом. Не важно, будь ваш противник главарем банды, банкиром или серийным убийцей.
Шарпантье повернулся к большой доске и написал: «Ваше оружие – ваш мозг».
Он повернулся к слушателям.
– Пользоваться пистолетом может любой идиот. Но чтобы использовать разум, требуется истинное мастерство, истинное терпение и владение собой.
Взлетела вверх рука, и Шарпантье показал пальцем:
– Да, кадет Монтро?
– Значит, тот, кто убил Герцога, был идиотом?
– Вот интересный вопрос. А вы что думаете?
– Я думаю, что, поскольку следователи еще не поймали убийцу, его вряд ли можно назвать глупым.
– Хорошее соображение, – отметил Шарпантье. – Я пытался научить вас быть офицерами Квебекской полиции. Убийцам, конечно, приходится применять оружие того или иного рода. Но опять же, наиболее успешными эти действия получаются, когда вы используете мозг.
– А по вашему мнению, профессор, убийца Сержа Ледюка использовал мозг?
Кадеты повернулись, удивленные голосом, раздавшимся в конце зала.
Гуго Шарпантье улыбнулся:
– Oui, коммандер. По моему мнению, его поступкам предшествовали мысли, потом они обрели форму плана, который созрел и претворился в действие. Хорошее действие.
– Хорошее?
– С точки зрения закона и нравственности, наверное, нет, – сказал Шарпантье. – Но оно отвечает критериям.
– Каким критериям? Хорошего тактика? – спросил Гамаш, посылая свой вопрос над головами кадетов.
– Выдающегося тактика, – ответил Шарпантье.
– И на чем это основано?
– На простоте преступления. На кажущейся простоте места преступления.
– Кажущейся?
– Да. Если присмотреться внимательно, то становится понятной продуманность оставленных улик. Тщательно размещенных слой за слоем.
– Чтобы сбить следователей с толку?
– Чтобы задать направление. Как пастушья собака, которая кусает за пятки, старший инспектор.
– Теперь коммандер, – напомнил ему Гамаш.
– Но в прошлом следователь убойного отдела и… – Шарпантье не закончил фразу.
– И в прошлом выдающийся тактик, – откликнулся Гамаш. – Нам нужно поговорить. Вы сейчас можете?
Шарпантье посмотрел на часы над дверями.
– Завтра у вас полевые испытания, – напомнил он кадетам, направляя свою коляску между столами. – На фабрике. Если вам понадобится прибегнуть к насилию, то оно должно быть контролируемым. Используйте тактическое мышление, с акцентом на мышлении, даже когда рядом свистят пули. Как только начинается хаос, паника, вы обречены. Вы убиты. Пока вы контролируете себя, вы контролируете ситуацию. До сих пор, к моему глубокому огорчению, вы проваливали все испытания. Каждый раз получали пулю. По завершении последних испытаний мы разобрали ваши ошибки. У вас есть день, чтобы составить план, который сработает. Вы свободны.
– Да, сэр, – раздался хор голосов и скрежет отодвигаемых стульев по полу.
Но кадеты не торопились уходить. Они топтались на месте, надеясь услышать, о чем будет говорить Гамаш с Шарпантье, коляска которого остановилась перед коммандером.
– Расходитесь, – приказал Шарпантье, и кадеты вышли.
А Арман Гамаш и Гуго Шарпантье остались вдвоем.
– Где коммандер Гамаш? – спросил Желина, войдя в конференц-зал академии.
– У него кое-какие дела, – ответила Изабель Лакост. – Он скоро вернется.
– Пожалуйста, скажите, куда он отправился.
Поль Желина стоял выпрямившись и говорил официальным тоном. По обе стороны от него, чуть позади, застыли двое молодых высоких агентов Квебекской полиции. Недавние выпускники академии. Об этом ей сказали если не их молодость, то их самодовольные лица.
Встав со своего места за столом, Изабель подошла к офицеру КККП:
– Я могу вам чем-нибудь помочь?
– Вы знаете, почему я здесь, – ответил он довольно миролюбиво. – Я не хотел унижать месье Гамаша перед его друзьями и семьей.
