– Изабель выехала, – сообщил Бовуар, вернувшись к Гамашу и подивившись опустевшему коридору.
Они одновременно посмотрели на часы.
Двадцать три минуты седьмого.
Вокруг царила тишина. Если не считать тихого звука, похожего на тоненький скрип. Гамаш и Бовуар оглядели коридор. Он оставался пустым. Но звук приближался.
Потом из-за угла появился Гуго Шарпантье в кресле-каталке.
– Что случилось?
Увидев лицо Гамаша, он остановил коляску:
– Все настолько плохо?
Гамаш не шелохнулся.
– Где остальные? – спросил Шарпантье.
– Блокируют здание. Персонал и кадеты собираются в столовой.
– А обо мне забыли, – посетовал Шарпантье. Он хотел подъехать ближе. – Могу я чем-нибудь помочь?
– Non, merci. Присоединяйтесь к остальным, пожалуйста.
Шарпантье развернул коляску, и Гамаш удивился, почему же они забыли про этого преподавателя. Ему стало неловко, но пока он отодвинул эту мысль на задний план. Как легко не заметить человека! Он подумал о том, какие дела могут сойти с рук человеку-невидимке.
Еще он отметил, что кресло Шарпантье поскрипывает на ходу. Прежде Гамаш не обращал на это внимания.
Потом он повернулся к двери и тому, что находилось за ней.
Точнее, кто находился за ней.
На полу лежал, скорчившись, Серж Ледюк.
Случившееся не вызывало сомнений. Об этом говорили положение тела и кровь. Убит выстрелом в голову. Рядом лежало оружие.
И хотя по остановившимся глазам, открытому рту и бледности лица, не говоря уже о ране, было ясно, что Ледюк мертв, Гамаш все же наклонился и попытался нащупать пульс. На его руке осталась кровь, которую он отер носовым платком.
Жан Ги опытным взглядом обвел комнату, потом повернулся к спальне.
Гамаш коротко кивнул, и Бовуар быстро прошел туда.
– Ничего, – раздался его голос через несколько секунд.
– Достаточно, – сказал Гамаш от дверей спальни, когда увидел, что Бовуар выдвинул ящик ночного столика. – Убийца вряд ли там спрятался. Оставь это Лакост и криминалистам.
Бовуар закрыл ящик, но Гамаш успел обратить внимание на нечто не замеченное Жаном Ги.
То, что лежало в ящике. Даже с такого расстояния перепутать это с чем-то другим было невозможно.
– Как бы нам ни хотелось начать расследование, мы должны подождать. Позвони Изабель еще раз и сообщи о новых подробностях. Она вот-вот должна быть здесь с командой. Будь добр, пройди к входной двери, дождись ее и приведи сюда.
– Сейчас?
– А разве будет для этого время лучше?
– Вы не хотите, чтобы я помог здесь?
– Здесь мы ничем не в состоянии помочь. Мне нужен врач, чтобы подтвердил факт смерти. Ты ведь знаешь процедуру. Я закрою дверь и буду ждать твоего возвращения со старшим инспектором Лакост.
Бовуар посмотрел на тело:
– Самоубийство?
– Может быть, – сказал Гамаш. – Тебе ничего не кажется странным?
Бовуар внимательнее оглядел комнату:
– Oui. Оружие. Не с той стороны. Если бы он убил себя, оружие лежало бы со стороны входной раны.
Гамаш задумчиво кивнул.
Бовуар ненадолго забежал в свою комнату, чтобы одеться поприличнее.
Когда он шел назад по коридору, дверь в комнату Ледюка была закрыта, а Гамаша нигде не было видно.
Арман стоял над телом Сержа Ледюка, стараясь не испортить улики больше, чем он уже успел.
Он запоминал расположение мебели, занавесей, книг. Золы в камине.
Но его взгляд то и дело возвращался к телу и оружию. Как сказал Жан Ги, оружие лежало не с той стороны.
Да, странно, что оно оказалось там. Но еще более странно то, что его, вероятно, положил туда убийца.
Потому что это было убийство. А значит, был и убийца. И вместо того чтобы придать случившемуся вид самоубийства, как поступил бы любой разумный преступник, этот постарался, чтобы у следователей не осталось никаких сомнений.
Смерть Ледюка наступила в результате чьих-то преднамеренных действий.
Вот что показалось странным бывшему главе отдела по расследованию убийств. Очень странным. Не тело. Даже не тот факт, что Сержа Ледюка убили. А поведение убийцы.
Гамаш стоял и смотрел. Но не на тело. Теперь его внимание привлекла спальня. Он понимал, что не должен этого делать, но все же прошел туда и выдвинул ящик ночного столика.
Он заглянул внутрь, и лицо его помрачнело еще больше.
Послышалось электронное жужжание, затем щелчок, и дверь академии открылась. Старший инспектор Лакост быстро вошла внутрь. Быстро не потому, что дело требовало срочности, а потому, что на улице стоял лютый холод.
Сырой ветер гулял по равнине, на сотни миль разнося влагу тающих снегов и льда и пробирая до костей.
Первоначальное сообщение инспектора Бовуара было кратким. В академии умер человек. Ни кто. Ни как. Бовуар даже не намекнул на убийство, хотя тот факт, что на место происшествия вызвали ее, главу отдела по расследованию убийств, сам по себе говорил о многом.
Еще она знала, что жертвой стал не коммандер Гамаш. Бовуар сказал бы ей об этом, если не словами, то интонациями голоса.
Когда Изабель Лакост села в машину (за рулем сидел один из агентов полиции, а сзади ехал фургон с криминалистами), Бовуар позвонил ей еще раз.
– Расскажи мне, что ты знаешь, – попросила она.
Жан Ги не смог сдержать улыбку. Понимает ли Изабель, что она в точности повторяет слова, которыми старший инспектор Гамаш начинал каждое расследование убийства?
«Расскажите мне, что вы знаете».
Он рассказал ей, что знает, а она слушала и делала пометки в своем блокноте. Потом отложила блокнот и стала просто слушать.
– Убийца? – спросила она, когда он закончил.
– Никаких следов, – ответил Бовуар. – Кадеты и персонал в столовой. Академия заперта, сейчас всех пересчитывают по головам.
– А тело?
– С ним коммандер Гамаш – ждет врача. Он запрет дверь и будет ждать тебя, после того как получит подтверждение смерти.
– Я позвонила коронеру. Она тоже скоро появится.
– Bon. Первая проверка показала, что отсутствующих нет и очевидных подозреваемых тоже. Никого с пятнами крови на руках.
Это была не шутка. Кровь на руках убийцы не могла не остаться. И не только кровь. Приставить вот так пушку к виску Ледюка и выстрелить…
Бовуар допросил ночную охрану и персонал, но не слишком пристрастно. Только чтобы выяснить, видели ли они что-то такое, что требует немедленных действий.
