– Я хочу обратиться к академии, – сказал Гамаш, взглянув на часы. Было всего десять утра, а казалось, что день уже клонится к вечеру. – Вы можете собрать кадетов и персонал в актовом зале?
Один из агентов кивнул и вышел.
– Bon. Пока он этим занимается, я пойду к себе в кабинет и поговорю с мэром и шефом местной полиции. – Гамаш повернулся к Лакост. – Нам нужно обсудить кое-что еще. Ты можешь через час прийти ко мне в кабинет?
– Конечно.
– Я вас провожу, – сказал Бовуар Гамашу. Когда они вышли в коридор, он спросил: – Вы действительно думаете, что карта не имеет отношения к убийству Ледюка?
– Не представляю, какое она может иметь к этому отношение.
Но вид у него был неуверенный, и Бовуар, глядя, как его босс целеустремленно идет по коридору, чуть поежился и покрутил плечами, прогоняя напряжение и ощущение покалывания между лопатками.
Глава четырнадцатая
В актовом зале воцарилась тишина, когда коммандер Гамаш поднялся на сцену.
Он остановился в самом центре и обвел глазами собравшихся. И только убедившись, что все внимательно смотрят на него, начал говорить.
Он рассказал им, что произошло. Говорил просто, четко. Не преуменьшая ужаса того, что в кампусе убит преподаватель, но и не превращая свой рассказ в мелодраму.
Было сказано достаточно, чтобы пресечь самые отвратительные измышления, но при этом соблюсти интересы следствия.
Гамаш не стал упоминать о револьвере. Сказал лишь, что профессор Ледюк убит одним выстрелом в голову.
Он ничего не сказал о карте.
– Есть вопросы? – спросил он, закончив.
Вверх взметнулась сотня рук.
– Вопрос, знаем ли мы, кто убил профессора Ледюка, не принимается, – уточнил коммандер, и большинство рук опустилось. – Как и вопрос, знаем ли мы, почему его убили.
И опять большинство рук опустилось.
– Да, кадет Тибодо?
Гамаш показал на кадета третьего курса, и тот встал:
– Когда нам можно будет вернуться в наши комнаты?
Гамаш пристально посмотрел на него:
– Вы спрашиваете, будут ли вам предъявлены обвинения на основании того, что найдено в ваших комнатах? Наркотики, например. Или алкоголь. Или похищенные экзаменационные вопросы.
Кадеты заерзали на сиденьях.
– Мы поговорим в тесной компании о наших находках, но за стены академии это не выйдет, если только мы не обнаружим каких-либо серьезных нарушений либо улик, связанных с этим преступлением.
Кадет Тибодо кивнул и сел, явно озабоченный. Но в душе он испытывал облегчение.
Поступило несколько вопросов о порядке действий, о занятиях и о том, что можно говорить семье и друзьям.
– Говорите им правду, – посоветовал Гамаш. – Некоторых из вас допросит старший инспектор Лакост и ее команда. Главным образом тех, кому читал лекции профессор Ледюк или кто встречался с…
– Лжец!
Гамаш поднес ладонь козырьком ко лбу, чтобы лучше разглядеть, кто это сказал. Но человек скрывался среди остальных.
– Если вам есть что сказать, встаньте и скажите мне в лицо, – произнес Гамаш низким, спокойным голосом, разнесшимся по всему залу.
Кадеты вертелись на своих местах, оглядывали помещение.
Гамаш ждал. Поскольку никто не поднялся, он продолжил так, словно никто и не прерывал его:
– Через час вам позволят вернуться в комнаты. Если вам известно что-то, что может помочь следствию, каким бы несущественным это вам ни казалось, храните эти сведения при себе, пока кто-нибудь из следователей не пригласит вас. К сожалению, вы получили возможность увидеть изнутри работу следственной бригады по убийству. Это непривлекательно. Это не захватывающе. Будет раскрыто многое, что люди надеялись сохранить при себе. И не только содержимое ваших комнат.
За этим замечанием последовал нервный смех. Когда он стих, коммандер продолжил:
– Не заблуждайтесь, все всплывет. Будет гораздо легче, если вы откроетесь добровольно, чем если придется вытаскивать это из вас клещами.
– Лицемер! – выкрикнул тот же голос.
На этот раз кадеты прореагировали довольно громким ропотом. Некоторые были потрясены. Другие не сдержали нервного смеха.
Коммандер Гамаш обвел собравшихся твердым взглядом, и шум постепенно смолк. Они ждали его реакции, приготовившись к взрыву.
Спустя несколько мгновений, показавшихся очень долгими, коммандер Гамаш сделал то, чего никто не ждал.
Он улыбнулся. Еле-еле заметной улыбкой. Потом улыбка исчезла, и он заговорил. И хотя говорил тихо, каждое его слово доходило до каждого в зале.
– Будьте осторожны. Это опасное время. Среди нас находится убийца. Он почти наверняка здесь, в этом зале. – Он сделал паузу, затем посмотрел на них с такой заботой, что несколько человек вздохнули, избавляясь от копившегося всю жизнь напряжения. – Подкармливать злость слишком легко. Слишком трусливо подогревать ненависть. Загляните в себя и решите, кто вы есть и кем хотите стать. В такие времена характер не создается. Он проявляется. Настало время испытаний. Время проверки. Будьте осторожны.
С этими словами Арман Гамаш сошел со сцены.
– Трус! – раздался крик ему вслед.
Слово ударилось о спину коммандера Гамаша и отскочило. Он не остановился, не помедлил, не сбился с шага.
Амелия сидела, подавшись вперед, к сцене. Даже после ухода коммандера Гамаша. Она смотрела на пустое пространство, которое он только что занимал.
Коммандер Гамаш обращал свои слова ко всем кадетам вместе и к каждому в отдельности, включая и ее. Но его глаза задержались на одном молодом человеке. И вот тогда выражение его лица изменилось. На нем появилась почти мучительная озабоченность.
Он точно знал, кто прокричал эти слова, выстрелил ими в него. И, обращаясь именно к этому человеку, Гамаш произнес: «Будьте осторожны».
– Хм, – произнесла она.
– Что? – спросил ее сосед.
– Заткнись, – сказала она, хотя и без злобы.
Она думала.
Старший инспектор Изабель Лакост, стоявшая в конце зала с Жаном Ги Бовуаром, сделала резкий вдох.
– Они не знают? – прошептала она.
– Кто он такой? – переспросил Бовуар. – Либо не знают, либо им наплевать. До появления Гамаша Серж Ледюк успешно отравлял воду в колодце, а за последние два месяца постарался добавить туда дерьма.
– И Гамаш не мог этому противодействовать? – спросила Лакост.
Зал вокруг них взорвался разговорами. Об убийце и о словах, брошенных коммандеру.
– Он решил воздержаться, – ответил Бовуар. – Он сказал, что его намеренно пытаются отвлечь, а у него слишком много дел, чтобы еще вести войну с Герцогом.
