Ее вывели из академии и посадили в машину Квебекской полиции без опознавательных знаков. Двигатель у машины уже работал. Спереди сидели два агента полиции в штатском, а на заднем сиденье ждал Натаниэль. Их везли все дальше и дальше от академии и управления Квебекской полиции, и волнение Амелии росло с каждой милей.
Машина покинула главную дорогу и поехала по проселочным, все более и более узким. Наконец свернула на грунтовую.
– Куда вы нас везете? – требовательно спросила девушка, когда машина сбросила скорость, въехав на гребень холма. – Где мы?
– Мы уже не в Канзасе
[40], – ответил один из агентов, повернувшись к ней.
Это был Габри. И Амелия сразу же узнала деревню.
– Три Сосны, – произнесла она. – Но почему?
– Откровенно говоря, – сказал Оливье, когда они подъехали к бистро, – я понятия не имею, почему месье Гамаш попросил привезти вас сюда. Но он попросил.
Кадетов провели к зарезервированному для них столику, и Оливье сказал, чтобы они ждали здесь коммандера Гамаша.
Вскоре к ним присоединились Хуэйфэнь и Жак. Их привезли две женщины – хозяйка книжного магазина и художница. Художница пошла домой, а владелица магазина села за столик неподалеку и заказала себе пиво и сэндвич, продолжая наблюдать за кадетами.
Кадеты в ожидании съели ланч, а сколько выпили чашек кофе, и не сосчитать. Наконец появился коммандер.
– Почему мы здесь? – повторил Жак вопрос Хуэйфэнь, когда Гамаш сел.
Арман заказал у Оливье двойной эспрессо и обратился к кадетам:
– Я попросил моих друзей привести вас сюда, потому что жизненно важно соблюсти секретность. Старший инспектор Лакост и инспектор Бовуар знают, где вы. Но больше никто. Я даже не хотел, чтобы вас сюда везли агенты. Никто не должен знать, где вы.
После этих слов они сгрудились за столом поближе к коммандеру.
– А почему никто не должен знать? – тут же спросили Хуэйфэнь и Натаниэль.
Амелия и Жак сидели молча. И Гамаш подумал, что они, вероятно, знают. Они подозреваемые. В убийстве. И при этом, возможно, следующие жертвы.
Глядя на их встревоженные молодые лица, он видел деревню за окном и холм, с которого они спустились. И вспомнил огни фар в тот первый вечер, когда кадеты оказались здесь.
Огни, словно глаза, смотрели тогда на них, а потом медленно-медленно откатились назад.
Гамаш понятия не имел, кто сидел за рулем той машины, но предполагал, что наблюдение велось за ним. Однако теперь он засомневался. И его беспокойство усилилось.
Что, если целью был не он? Что, если тот, кто сидел в машине, выслеживал кадетов?
Всех.
Или кого-то одного.
– Почему мы здесь? – требовательно повторила Хуэйфэнь.
– Я привез вас сюда, потому что у меня есть для вас работа.
– Дайте я угадаю, – сказал Жак. – Вы хотите, чтобы мы чистили у вас дорожки и готовили вам еду.
Это прозвучало довольно громко, и люди за соседними столиками посмотрели в их сторону, а потом вернулись к своим разговорам.
– Кажется, вы принимаете меня за кого-то другого, – спокойно произнес Гамаш. Обижаться он не собирался. Мотылек не может потревожить хищную птицу. – То, о чем я хотел вас попросить, – дело довольно трудное и очень важное. И требует секретности. Я надеюсь, оно поможет расследованию убийства профессора Ледюка.
Ничего более соблазнительного для четырех кадетов он не мог бы сказать. Даже Жак присмирел и настроился слушать. Амелия наклонилась ближе.
«Такие юные, – подумал Гамаш. – Такие юные, что еще не осознают этого».
– В ночном столике профессора Ледюка обнаружилась копия карты, – сказал Гамаш, выкладывая карту на стол.
Только Натаниэль заметил, как от лица Амелии отхлынула кровь. И без того бледная, девушка стала чуть ли не прозрачной.
– Никто, кроме следователей, не знает об этом, – продолжал коммандер. – Нам пока неизвестно, как карта попала к нему и зачем она ему понадобилась.
– Чья это карта? – спросила Хуэйфэнь.
– Этим вопросом занимаются другие, – ответил Гамаш.
Амелия уставилась на него, но ничего не сказала.
– Нас поэтому просили взять наши карты? – спросил Жак.
– Да. Я надеюсь, вы их привезли, потому что мне нужно, чтобы вы выяснили кое-что.
Его глаза, как всегда, остановились на Амелии.
Он наблюдал за происходящими в ней изменениями с первого дня.
Она училась лучше всех в группе. Даже лучше всех на первом курсе. С большим отрывом. Но она не хотела волонтерствовать, вступать в клубы или в спортивные команды и ни к кому не подсаживалась в столовой.
Сегодня, перед отъездом сюда, он прочитал справку о содержимом ее комнаты, составленную агентом, проводившим обыск. Ни наркотиков. Ни алкоголя. Немного шоколадного печенья, похищенного из кухни.
Никаких фотографий. Никаких писем или открыток. Ни слова от ее отца. Или матери.
Она словно родилась в академии. Двадцатилетняя новорожденная. Хотя Арман Гамаш знал, что это не так. Он точно знал, откуда она. Знал ее родословную.
Краем глаза он видел рядом со стулом Амелии матерчатую сумку. Она была полна, ткань бугрилась, выступая под непонятными углами.
Гамаш догадывался, что привезла сюда Амелия. Одежду и туалетные принадлежности. Но главным образом – единственное, что по-настоящему ценила Амелия Шоке.
Книги.
Лежал ли там томик стихов Рут Зардо, тот томик, что она взяла в его доме? Он не решался сказать «украла», все еще надеялся, что она когда-нибудь вернет книгу.
Кадеты оторвали глаза от карты и уставились на коммандера.
В окне Гамаш заметил подъезжающую машину, очень знакомую ему машину.
Понизив голос, он заговорил взволнованно и быстро:
– Мне нужно, чтобы вы продолжили начатое. Разузнали об этой карте все, что можно. Кто ее нарисовал. Зачем. Была ли у него какая-то цель. Нет ли в ней какого-то послания, которое делало ее ценной для профессора Ледюка.
Гамаш увидел, что машина подъехала к его дому.
Он поднялся, продолжая говорить. Кадеты тоже встали.
– На ее создание было потрачено столько времени и сил, так почему же после всего этого она оказалась замурована в стене? – спросил он. – Я должен уйти, но вернусь через несколько минут. Оставайтесь здесь.
Он сунул копию карты в карман и вышел.
