Но потом шторм прошел, как проходит и печаль, и наступил новый день, почти невероятно ясный и яркий, с небом идеальной голубизны. Только океан продолжал держаться за бедствие. Он вскипал и бился о прибрежные камни. Над заливом возвышался одинокий и величественный утес Персе, и Атлантический океан обрушивался на него.
Когда Бребёф снова взглянул на машину, она уже повернула на подъездную дорожку и почти подъехала к дому. У него на глазах пассажиры вышли и остановились. Мужчина стоял спиной к дому и смотрел на море. На громадный утес с громадной дырой, пробитой в нем волнами.
Женщина подошла к мужчине, взяла его за руку, и они вместе преодолели последние несколько ярдов до дома. Медленно. По-видимому, не желая встречаться с его хозяином, так же как он не желал встречаться с ними.
Сердце Бребёфа сильно колотилось, и он подумал, что упадет мертвым еще до того, как пара поднимется на крыльцо.
Он надеялся, что так и случится.
Его глаза, поднаторевшие в подобных делах, скользнули к рукам Армана. Никакого оружия. Потом к его куртке. Что это за выпуклость возле плеча? Но Гамаш явно приехал не для того, чтобы убивать Бребёфа. Если бы он хотел убить, то сделал бы это давным-давно. И не взял бы с собой Рейн-Мари.
Это было бы секретное убийство. Именно такое, какого Мишель втайне ожидал несколько лет.
Чего он не ожидал, так это визита.
* * *
Убедившись, что кровь не прольется, Рейн-Мари вошла внутрь, оставив закутанных в свитера и куртки Армана и Мишеля сидеть на крыльце на кедровых стульях, посеребренных временем и непогодой. Как и они сами.
– Почему ты здесь, Арман?
– Я ушел из полиции.
– Oui, я слышал.
Бребёф посмотрел на человека, который когда-то был его лучшим другом, шафером на его свадьбе, его доверенным лицом, коллегой и ценным сотрудником. Он верил Арману, и Арман верил ему.
Мишель мог доверять Арману. Арман Мишелю – нет.
Взгляд Армана был направлен на огромный утес в отдалении. Безжалостное море, тысячелетиями бившееся о его стену, выдолбило в нем отверстие, превратив его в каменный нимб. Его сердце исчезло.
Наконец Арман повернулся к Мишелю Бребёфу, крестному отцу его дочери. Как и он сам был крестным отцом первенца Мишеля.
Сколько раз сидели они, два инспектора, друг подле друга и обсуждали очередное дело? А потом друг против друга, когда звезда Мишеля взошла, а Армана – закатилась? Босс и подчиненный на работе, но по-прежнему лучшие друзья вне службы.
До определенного времени.
– По дороге сюда я все время думал, – заговорил Арман.
– О том, что случилось?
– Нет. О Великой Китайской стене.
Мишель рассмеялся. Смех был непроизвольный и искренний, и на те несколько секунд, пока длился этот смех, все плохое забылось.
Но наконец смех стих, и Мишель опять спросил себя, не приехал ли Арман, чтобы убить его.
– О Великой Китайской стене? Вот как?
Мишель пытался говорить безразличным тоном, даже раздраженным. Очередная интеллектуальная чушь от Гамаша. Но если по правде, Бребёфу всегда было любопытно, когда Арман говорил какие-то вещи, не имеющие отношения к делу.
– Мм, – промычал Арман. Морщинки вокруг его рта стали глубже. Признак слабой улыбки. – Возможно, я единственный в самолете думал об этом.
Черт его побери, если он спросит у Армана про Великую стену.
– Почему?
– Видишь ли, ее строили несколько веков, – сказал Арман. – Начали около двухсот лет до нашей эры. Это почти невероятное достижение. Через горы и ущелья, на протяжении тысяч миль. И это не просто стена. Они не просто возвели ее. Они приложили усилия, чтобы сделать ее не только крепостным сооружением, но и архитектурным шедевром. Долгие века стена охраняла Китай. Враги не могли ее преодолеть. Совершенно удивительное достижение.
– Да, я знаю.
– Однако в шестнадцатом веке, через полторы тысячи лет после ее возведения, маньчжуры все-таки прорвались через Великую стену. Знаешь, как они это сделали?
– Наверное, ты сейчас мне скажешь.
Но интонация усталости и скуки ушла, и сам Мишель слышал любопытство в своем голосе. Не то чтобы он хотел узнать о Великой Китайской стене, размышлениям о которой он за всю жизнь не посвятил и секунды. Просто ему стало интересно, почему об этом думает Арман.
– Миллионы жизней были погублены на строительстве и на защите стены. Целые династии обанкротились, потому что им не хватало денег, чтобы строить и обслуживать стену, – сказал Гамаш, глядя на море и чувствуя на своем лице свежий соленый воздух. – Спустя более тысячи лет, – продолжил он, – враг все же прорвался через нее. Не потому, что обладал подавляющей огневой мощью. Не потому, что маньчжуры умели сражаться лучше или имели лучших полководцев. Не умели и не имели. Маньчжуры прорвались через стену и захватили Пекин, потому что кто-то открыл им ворота. Изнутри. Все очень просто. Один генерал, предатель, впустил их, и империя пала.
Весь свежий воздух в мире окружал их, но Мишель Бребёф не мог дышать. Слова Армана, их смысл закупорили все кровотоки.
Арман сидел и с бесконечным терпением ждал. Ждал, пока Мишель придет в себя либо потеряет сознание. Он не хотел причинять боль своему прежнему другу, по крайней мере в этот момент, но и помогать ему тоже не хотел.
Несколько минут спустя Мишель обрел голос:
– «И враги человеку – домашние его»
[5], да, Арман?
– Не думаю, что маньчжуры цитировали Библию, но предательство, похоже, универсально.
– Ты проделал весь этот неблизкий путь, чтобы посмеяться надо мной?
– Non.
– Тогда чего ты хочешь?
– Хочу, чтобы ты вернулся и работал у меня.
Его слова были настолько нелепы, что Бребёф даже не понял их. Он уставился на Гамаша с нескрываемым недоумением.
– Что? Где? – спросил наконец Бребёф.
Хотя оба знали, что по-настоящему надо бы спросить «почему?».
– Я только что вступил в должность начальника Полицейской академии, – сказал Арман. – Новый семестр начинается после Рождества. Я хочу, чтобы ты занял должность одного из профессоров
[6].
Бребёф продолжать смотреть на Армана. Пытался осознать услышанное.
Это было не обычное предложение работы. И вряд ли предложение мира. После той войны, после нанесенного ущерба это было невозможно. Пока.
Нет, тут было что-то другое.
