– Кто сделал глушитель? – спросил наконец Бовуар.
– Не знаю.
– Если не «Макдермот», то кто? – настаивал он. – Если кто-то просит вас изготовить глушитель, то к кому вы его направляете?
– В департамент автоматического оружия. У револьверов не бывает глушителей. – Высокомерный голос снова всплыл на поверхность. Как в фильме «Челюсти». Но потом смягчился. – Это трагедия, когда человек совершает самоубийство, и наша компания принимает такие вещи близко к сердцу. Я принимаю это близко к сердцу.
И он почему-то поверил ей. Сколько телефонных звонков в месяц, в неделю, в день поступает к ней из полицейских отделений по всему свету, когда за каждым разговором маячит труп?
– Это не было самоубийством, – сказал Бовуар.
Он не знал, стало ли ей от этого легче или нет.
– Вы сказали, что точность тут не играла роли. И я подумала… – Последовала пауза. – Значит, убийство?
– Да. Одним выстрелом в висок, – повторил он.
И опять пауза затянулась. Она длилась и длилась. Но не пустая пауза. Даже по телефону за тысячи миль, за океаном Бовуар слышал, как эта женщина думает. Взвешивает.
– О чем вы задумались, мадам Колдбрук?
– Я думала о специфической конструкции этого оружия и о его использовании. И зачем оно могло кому-то понадобиться. В особенности если человек не коллекционирует оружие. Почему револьвер?
Она скорее не спрашивала, а сообщала.
– И почему? – спросил он.
На заднем плане послышался какой-то щелчок и голос.
– Откуда мне знать? – резко произнесла Элизабет Колдбрук. – Мы просто их изготавливаем. Как заявляет ваша Национальная стрелковая ассоциация
[48], людей убивает не оружие. Людей убивают люди.
– Я квебекец, мадам. Канадец. НСА не имеет ко мне никакого отношения.
– А «Макдермот энд Райан» не имеет никакого отношения к этому убийству. Мне жаль, что оно произошло. Очень жаль. Одним выстрелом из револьвера в висок. Бедняга. Уверена, вы найдете преступника. Я пришлю вам письмо со всей имеющейся у меня информацией. И приложу товарный чек.
Он хотел поблагодарить ее, но на линии уже установилась тишина.
Электронное письмо от Элизабет Колдбрук прибыло несколько минут спустя, в нем содержалось стандартное описание револьвера «Макдермот МР VI» сорок пятого калибра и подробности заказа Ледюка.
В конце письма стояло ее имя. Элизабет Колдбрук-Клэртон. Какая-то корявость привлекла внимание Бовуара. Он пригляделся и увидел, что часть фамилии – «Клэртон» – набрана другим шрифтом. Похожим – она вполне могла не заметить. Однако Бовуар заметил.
И почти сразу пришло письмо с отчетом криминалистов.
– Если хотите остаться в деревне, пожалуйста, – сказал Гамаш, надевая зимнее пальто. – Вам не обязательно возвращаться со мной в академию.
– Вы хотите, чтобы я остался? – спросил Шарпантье, натягивая ботинки. – Или вы требуете, чтобы я остался? Вы не пытаетесь от меня избавиться, а?
Это было произнесено с улыбкой, но в вопросе слышался какой-то надрыв.
– Moi? – спросил Гамаш тоже с улыбкой и сразу посерьезнел. – Выбирать вам, Гуго. А если мне что-то потребуется, я вам сообщу.
– Кто еще знает, что они здесь, patron?
– Кадеты? Трудный вопрос.
Они попрощались с Рейн-Мари и медленно двинулись по снегу и слякоти к гостинице, где коммандера должны были ждать кадеты.
Шарпантье забрасывал вперед палки и подтаскивал к ним свои слабые ноги – он довел эту походку почти до совершенства.
– Их однокашники должны знать, куда они исчезли. И преподаватели, – добавил Гамаш. – Я сказал им, что эти четверо уехали домой.
– Но не сообщили, к кому домой.
Гамаш остановился на ступеньках крыльца гостиницы и повернулся:
– Никто не должен знать, что кадеты здесь. Вы меня понимаете?
Шарпантье кивнул. Однако Гамаш чувствовал, что молодой преподаватель считает это игрой. Для тактика кадеты в этом пазле были фрагментами целого, а не живыми людьми.
– Но мне вы позволили приехать, – сказал Шарпантье; его нос покраснел на холодном мартовском воздухе. – Мне вы позволили узнать, что они здесь. Почему?
«Если он начнет потеть, то превратится в ледяную фигуру», – подумал Гамаш.
– Потому что, мне кажется, вы способны помочь.
Шарпантье кивнул:
– Да. Я уже помог.
Они поднялись по лестнице – Гамаш следом за Шарпантье на тот случай, если он оступится и начнет падать. Шарпантье остановился наверху. Ходьба вымотала его, а подъем по лестнице – и того больше.
– Вы меня морочите, коммандер?
Его слова облачками тумана порхали в морозном воздухе.
– Каким образом?
– Вы хотите, чтобы я остался здесь? Или не хотите, чтобы я появлялся в академии?
– Вы разбираетесь в картах. Конкретно в той карте, которая может оказаться важной.
– Верно. Но вчера вечером в академии вы не думали, что от меня будет польза. Вы даже не знали, что я коллекционирую карты. Однако позволили мне приехать сюда. Позволили увидеть спрятанных вами кадетов.
Гамаш широко улыбнулся. Глубокие морщины прорезали его лицо. Он наклонился к Шарпантье так близко, что молодой человек почувствовал запах зубной пасты с мятой и одеколона с ароматом сандалового дерева в сочетании с едва заметной добавкой розовой воды.
– Как вы полагаете, мог бы я обойтись без упоминания о карте, когда разговаривал с мадам Гамаш по телефону в вашем присутствии?
Шарпантье вытаращил глаза:
– Так вы заманили меня сюда?
– Я знаю о вас больше, чем вы думаете.
Между ними пролетел холодный ветерок и унес приятные запахи, исходившие от Гамаша.
И Гуго Шарпантье начал потеть.
– Нам лучше войти внутрь, – сказал Гамаш. – Вы так не считаете? Они нас ждут.
Глава двадцать пятая
Кадеты в столовой гостиницы действительно уже ждали коммандера Гамаша и преподавателя Шарпантье.
Клара и Мирна решили присоединиться к своим постояльцам, хотя и за другим столиком. Они сидели у камина, доедая французские тосты с беконом и кленовым сиропом, когда Гамаш остановился рядом с ними, поздоровался и спросил:
– Ну и как она прошла?
– Ночь? – уточнила Мирна. – Отлично. Как только мы разошлись по домам, я тут же улеглась. Надеюсь, он тоже улегся. Придется проверить, нет ли где щелочек и остроконечной шляпы
[49].
