– Если бы умирали все, о чьей смерти мы молимся, то все улицы были бы завалены покойниками, – сказал Бовуар.
– Non, – возразил Желина. – Мы можем желать кому-то гибели, но чтобы религиозный человек сидел в церкви и молил Господа о чьей-то смерти? Не о прекращении мучений близкого человека, который неизлечимо болен и страдает, а о смерти человека, полного сил, который может и должен прожить еще сорок лет. Молиться о смерти такого человека – это что-то совершенно иное. Подобная ненависть заглушает нравственность, этику и веру. Ненависть, поселившаяся в душе.
Слушая Желина, Гамаш спрашивал себя, религиозный ли человек он сам.
– Значит, вы считаете, что мэр Флоран – религиозный фанатик, а Бог – его сообщник? – спросил Бовуар.
– В вашем изложении это звучит глупо, – сказал Желина с печальной улыбкой и покачал головой. – Он может быть религиозным человеком, но если он убил Ледюка, то его вела ненависть к этому человеку, а не любовь к Богу. Я понял, что нельзя недооценивать ненависть. Рядом с ненавистью всегда идет безумие.
– У нас есть отчет криминалистов, – сказал Бовуар, постучав по экрану своего планшета.
Какое же это облегчение – расследовать убийство там, где есть высокоскоростной Интернет. Отчет засветился на экранах перед всеми.
И еще облегчение иметь дело с фактами, а не с гипотезами.
– Он был убит той самой пулей, которую извлекли из стены. Ее выпустили из револьвера «макдермот», который мы нашли. Тут никаких неожиданностей.
– Одна есть, – возразил Желина. – Я не эксперт по убийствам, но я считал, что в большинстве случаев убийцы приносят оружие с собой. Чтобы потом от него избавиться. У следователей меньше материала, если отсутствует оружие.
– Любители, – произнес Шарпантье.
До этого момента он сухо молчал, но стоило ему заговорить, как пот потек с него ручьями.
– Профессионалы знают, что сразу после совершения убийства оружие перестает быть пистолетом, ножом или дубинкой и становится петлей на шее, – сказал он. – Убийца считает, что поступил очень умно, забрав с собой оружие, но отделаться от него гораздо труднее, чем думают многие. Чем дольше оружие остается в руках преступника, тем сложнее становится задача избавиться от него и тем туже затягивается петля.
Шарпантье показал руками отрезок веревки, потом дернул ее за «концы» с такой силой и с таким наслаждением, что наблюдавшие за ним на мгновение замерли. На этого тихого человека снизошло подобие экстаза, пока он рассуждал о казни, поблескивая на утреннем солнце.
Гамаш слегка наклонился к Шарпантье, взгляд его вдумчивых глаз стал острее. Он вдруг понял, что напоминает ему бывший ученик. Его худое напряженное тело было той самой веревкой, а его непомерно большая голова – петлей.
Если Гамаш был разведчиком, а Бовуар – охотником, то Шарпантье, похоже, родился палачом.
А Желина? Гамаш перевел взгляд на старшего офицера КККП. Кем является он?
– Непрофессионалы впадают в панику и берут оружие с собой, – подтвердил Бовуар. – Ледюка убил человек, который знал, что делает. Или по меньшей мере все продумал.
– Но почему револьвер? – спросил Желина. – Зачем Ледюк купил его и почему им, а не автоматическим пистолетом воспользовался убийца?
– У револьвера имелось преимущество – он уже находился там, – пояснил Гамаш. – И установить его связь с убийцей не представлялось возможным. У него есть еще одно преимущество.
– Какое? – спросила Лакост.
Бовуар улыбнулся и подался вперед:
– А такое, что мы теперь о нем говорим. Тратим время на разговоры, а не на расследование. Револьвер – штука необычная. Всякие необычные вещи съедают время и энергию расследования.
– Ты считаешь, что револьвер – одновременно орудие убийства и ложный след, – сказала Лакост.
– Да еще какой! – воскликнул Бовуар. – Когда нам попадается что-либо столь странное, мы просто обязаны уделить этому внимание и, возможно, упускаем что-то другое.
– Это требует рассмотрения, – кивнул Гамаш.
– Слишком много предположений, – заявила Лакост. – Идем дальше. Я вижу предварительные сведения по ДНК на месте преступления.
– Там обнаружено много разных ДНК, – сказал Бовуар, переводя взгляд на экран. – Чтобы все проверить, понадобится время.
– Отпечатков тоже немало, – сказал Желина, перелистнув страницу вперед. – И не только в гостиной.
– Да, – подтвердил Бовуар и снова прикоснулся пальцами к экрану планшета.
У всех появилось схематическое изображение комнат Ледюка. План с расположением мебели и тела. Еще одно касание, и на изображении появились точки. В таком количестве, что, кроме них, почти ничего не было видно.
– Красные точки – отпечатки, оставленные Ледюком, – сказал Бовуар и дотронулся до клавиши.
Красные исчезли, остались одни черные. В гораздо меньшем количестве.
– Как видите, остальные отпечатки главным образом в гостиной, но некоторые – в ванной и несколько в спальне.
– Они идентифицированы?
– Не все, но большинство. Большая часть принадлежит одному человеку. Мишелю Бребёфу.
– Ха, – сказал Гамаш и наклонился к экрану, подперев голову руками. – Можешь показать только его отпечатки?
Касание – и экран опять изменился. Точки были в гостиной, в ванной. В спальне.
Гамаш внимательно изучил их.
Желина дотронулся до иконки на своем экране, и вместо плана квартиры у него вновь появился криминалистический отчет. Желина считал, что изображения на экране могут быть использованы лишь ограниченно. Они помогали нагляднее представить место преступления, но в то же время вносили некоторую путаницу. Слишком много информации при слишком узкой ее направленности.
Он предпочитал читать отчет.
– Тут, помимо отпечатков Бребёфа, есть отпечатки других преподавателей, – сказал он. – Например, Годбата. Похоже, эти трое – Ледюк, Годбат и Бребёф – проводили немало времени вместе.
– Да, похоже, – согласился Бовуар. – Но мы не можем сказать, появились ли отпечатки одновременно или в разное время.
– Как часто убирают в комнатах? – спросил офицер КККП.
– Раз в неделю, – ответил Бовуар. – Комнату Ледюка убирали за три дня до убийства.
– Однако обычной уборки оказалось недостаточно, чтобы стереть все отпечатки, – заметил Гамаш. – Некоторые из них, вероятно, довольно старые.
– Ну, Ледюк и Годбат вполне подходят друг другу, – сказал Желина. – Но как сюда вписывается Мишель Бребёф? Я просто не могу себе представить, как он пьет пиво с Ледюком или смотрит хоккей.
Гамаша позабавила эта картинка: рафинированный Бребёф и плебей Ледюк дружно расслабляются. Потом он вспомнил тот вечер у себя в квартире в начале семестра. Рейн-Мари, кадеты. Огонь в камине, выпивка. Снежная буря стучится в окно буквально в нескольких шагах.
