Их поиск, пусть и поверхностный, позволил обнаружить, что, хотя топонимическая комиссия существовала только с 1977 года, правительственные чиновники вели картографические работы с 1912-го, нанося на карты квебекские города, деревни, горы, озера и реки и давая им официальные названия.
– Хотите знать, кому принадлежал этот дом в начале двадцатого века? – спросил чиновник муниципалитета в Сен-Реми.
Двое молодых людей кивнули.
– Зачем?
Заметив, что Жака обозлил этот вопрос, Натаниэль поспешил вмешаться.
– Учебный проект, – сказал он. – История района. Это ведь открытые сведения, верно?
Клерк согласно кивнул:
– Но с поиском вы намучаетесь.
– Почему?
– Наши архивы по собственности охватывают более двухсот лет, – сказал клерк. – Однако не все они оцифрованы.
– Тогда где они? – спросил Натаниэль.
– На карточках. В подвале.
– Ну конечно, где же еще, – пробормотал Жак.
Клерк открыл деревянную дверь и включил свет. Загорелась голая грязная лампочка, свисающая с потолка на подозрительно старом проводе, и осветила лестницу, ведущую вниз.
– Не снимайте курток, – посоветовал клерк.
– Там холодно? – спросил Натаниэль.
– И не только холодно. Перчатки вам тоже понадобятся.
Он поморщился и разве что не перекрестился, провожая взглядом двух молодых людей, спускающихся по деревянным ступеням.
Они остановились на земляном полу, снимая с лица реальную или воображаемую паутину. Вдоль стен из шлакобетона стояли ряды металлических шкафов с записями по собственности и собственникам. Где-то среди этих материалов находилась карточка со сведениями о том, кто владел домом, в котором сейчас размещалось бистро.
Так они узнали бы, кто нарисовал карту и замуровал ее в стене.
– Черт, – сказал Жак, оглядывая шкафы.
– Вы обратились не в тот департамент, – сказала секретарша, усталого вида женщина средних лет.
В приемную заходили в основном жители с жалобами. Они обвиняли лично ее в налоговых счетах, рытвинах на дорогах, отключении света, а одна мать двадцать минут кричала на нее, потому что ее ребенок заболел корью.
– Мы хотим выяснить, кто нарисовал эту карту, – сказала Хуэйфэнь, пододвигая бумагу по затертому столу к усталой женщине.
– А я хочу, чтобы вы поняли, – сказала секретарша, отодвигая бумагу назад. – Мне. Это. Все. Равно.
– Но офис топонимической комиссии находится здесь, верно? – спросила Амелия.
Женщина посмотрела на нее с отвращением и перевела взгляд на менее неприятную из двух посетительниц. На китаянку.
– Комиссия дает названия, – объяснила она. – Мы не делаем карт.
– А раньше делали? – спросила Амелия, однако на этот раз женщина даже не удостоила ее взглядом.
– Мы все-таки можем поговорить с кем-нибудь из комиссии? – спросила Хуэйфэнь и улыбнулась секретарше, у которой был иммунитет против хорошего настроения.
– Разумеется.
– Да, – сказала Амелия. – Кто бы сомневался.
Женщина подняла трубку и нажала на кнопку:
– Тут с вами хотят поговорить. Нет, я не шучу. Одна китаянка. Да не смейтесь, это правда.
Повесив трубку, она показала на зону ожидания и вернулась к своим делам.
– Я превратилась в невидимку, – сказала Амелия, когда они сели.
– Для тебя это, видимо, в новинку, – заметила Хуэйфэнь, и Амелия улыбнулась.
После нескольких минут ожидания Хуэйфэнь спросила:
– Почему ты подала заявление в академию? Ты не очень-то подходишь для работы в полиции.
– А ты? Китаянка?
Хуэйфэнь улыбнулась:
– Да, но китаянка с пистолетом подойдет для чего угодно.
Амелия рассмеялась, и секретарша неодобрительно посмотрела на нее.
– Не помню точно, почему я подала заявление, – сказала Амелия. – Наверное, напилась или накурилась.
Домовладелица с широко расставленными жирными ногами, с сигаретой, дрожащей в желтоватых пальцах. А на экране телевизора – женщина в форме, женственная и уверенная в себе.
Тогда Амелия увидела два варианта своего будущего.
– Я не думала, что меня примут, – призналась она. – И ты права, я не подхожу для полиции. Я ни для чего не подхожу. Могла не подойти и для академии.
– Академия – это не так уж плохо, – сказала Хуэйфэнь. – Почему ты меня не послушала?
– Что? Когда? Я тебя слушаю.
– Я не про сейчас. Я про первый прием у коммандера. Помнишь, я тебя предупреждала держаться от него подальше.
– Тогда я не поняла, кого ты имеешь в виду – коммандера или Ледюка.
– Ну, теперь-то ты знаешь.
Амелия кивнула. Она всем сердцем жалела, что тогда не знала того, что знает теперь.
– Ты догадываешься, кто его убил? – спросила она у Хуэйфэнь.
– Герцога? Нет.
– Но ты, вероятно, хорошо его знала.
– С чего ты взяла?
– Мне показалось, вы близки.
– Близки? С Герцогом? – переспросила Хуэйфэнь. – С ним никто не был близок. Мы, как и ты, делали, что нам говорили. Ты когда-нибудь оставалась с ним наедине?
– Нет.
Но готка покраснела, и Хуэйфэнь поняла, что Амелия солгала. Помедлив, она легонько прикоснулась к руке Амелии. Словно мотылек сел на кожу, а потом взлетел.
В этот момент секретарша встала и огляделась. Заметив движение китаянки, она покачала головой. Дело было еще хуже, чем она думала.
– Он примет вас сейчас. Первая дверь направо по коридору.
* * *
– Merde, – сказал Жак.
Он склонился над выдвинутым ящиком и бросил взгляд вдоль длинного ряда шкафов, уходящих в темноту.
– Не представляю, как мы найдем записи по этой недвижимости. Они тут даже не в хронологическом порядке, а в алфавитном. Охренеть!
Натаниэль придерживался аналогичного мнения.
Хуже того, кантоны не признавали деревню Три Сосны как отдельное поселение. Здесь не было ни одного упоминания о Трех Соснах.
А еще хуже было то, что Жак все больше злился. Ему было скучно. Он проявлял нетерпение. И Натаниэль понимал, что это значит. Когда Жаку надоест ругать систему архивации, он станет искать другую мишень.
– Ты прав, – сказал Натаниэль. – Поскольку они тут в алфавитном порядке, мы можем искать по фамилиям погибших, пока не найдем совпадения.
Натаниэль вытащил свой айфон и нашел фотографию витража и списка под ним.
