emp1
«Решение о чрезвычайном положении нелегко принять, — рассказывала она потом, — но в жизни страны бывают такие моменты, когда необходимо принимать тяжелые решения. Когда в стране царят беспорядки и насилие, когда становится совершенно очевидно, что страна катится к катастрофе». Да это верно. Но это было так еще прежде, чем ее осудили за «нарушения на выборах». Чего же она ждала так долго? «Да, я признаю, что если бы начала действовать раньше, то ситуация не достигла бы такого критического уровня».
Со времен британского правления в индийских тюрьмах не бывало такого количества уважаемых деятелей Индийского национального конгресса. Многие из них переносили тюрьму плохо, Джаяпракаш Нараян вел тюремный дневник, опубликованный в 1977 году в Бомбее под названием «Я был здесь, пытаясь расширить горизонты нашей демократии». В те ужасные июльские дни 1975 года он писал из своей камеры: «Я предполагал, что наш премьер-министр в условиях демократии будет использовать все нормальные и ненормальные законы, для того чтобы мирное демократическое движение потерпело поражение, но не уничтожит собственно демократию, заменив ее тоталитарной системой… Прошедшие события показали, что я ошибся. Каковы бы ни были личные наклонности госпожи Ганди, ей не удастся стать диктатором. Вначале я думал, что народ не позволит этому свершиться, а у нее самой не хватит мужества на такое… К сожалению, прошедшие события доказали, что я был не прав».
Санджай Ганди
emp1
Около 100 000 индийцев очутились в тюрьме без суда и следствия, их держали там без какого-либо повода более года. Все оппозиционные партии были запрещены. Все газеты и радиопередачи подвергались строгой цензуре. Санджай лично читал передовицы всех главных газет, прежде чем они выходили в печать. Ничего негативного за все это время не было написано об Индире, о ее сыне и их чрезвычайном радже. На протяжении двадцати одного месяца все поезда в Индии ходили строго по расписанию. В стране стало намного меньше забастовок, намного меньше «прогулов по больничному», меньше контрабанды, черного рынка и меньше жалоб на чиновников. Страх мотивировал миллионы индийцев на большую производительность. У полиции были развязаны руки, и она была вольна делать с молодыми заключенными, «смутьянами» или политическими «террористами» все что угодно. Ледяная тишина страха проникла в индийские дома, люди не знали, подслушивают ли их, записывают ли, докладывают ли о «предательских» высказываниях. «Глаза и уши» Санджая, его высокопоставленные друзья-бандиты были повсюду. «Все мы имеем представление о своих детях, — писала однажды Индира Ганди. — Иные родители делают все возможное, чтобы их дети развивались в каком-то определенном направлении, но у них не получается. У каждого ребенка свой характер… То же самое происходит и с нашей страной. Чего бы вы не хотели, и что бы вы не делали для нее, она все равно будет развиваться по своему собственному пути».
«Я всегда полагал, что госпожа Ганди не верит в демократию, что по своим убеждениям и наклонностям она — диктатор, — писал Джаяпракаш Нараян из тюрьмы. — Мои предположения, к огромному сожалению, оказались верны». Но в январе 1977 года она, в конце концов, смягчилась, приказав освободить старого Морарджи и больного Нараяна, а также большую часть их сторонников, и объявила о новых выборах, которые должны были пройти через год. Однако Джаната подняла народ, и выборы состоялись уже в марте того же года. Индийские избиратели толпами устремились к избирательным пунктам, ответив на призыв Джаяпракаша Нараяна прийти на выборы сейчас или никогда. Джаната обещала «Хлеб и свободу», предупреждая, что альтернативой может быть «Рабство!». Большинство индийцев выбрало «свободу», и Морарджи Десаи пришел к власти с убедительным большинством в Лок сабхе, где Конгресс смог получить всего 154 места, ни Индиры, ни Санджая там не было. Перед Индией открылась возможность для прогрессивных реформ. Индийцы могли вновь говорить все, что хотели, не боясь тюрьмы и полицейского произвола. Но Джаната растратила свой золотой мандат впустую, несколько важных месяцев ушло на мелкие торги между престарелыми лидерами, каждый из них старался отхватить себе какие-то коврижки власти. Единственной свободой, которую Джаната в самом деле вернула Индии, стал дикий капитализм. Цены и прибыли капиталистов вновь взлетели вверх, инфляция просто взорвалась. После года бесполезных чисток старой метлой Морарджи, каждый новый день делал воспоминания о чрезвычайном правлении Индиры все более приятными. Во всяком случае, правительство Ганди «работало». Страх тюрьмы и полицейских преследований заставлял людей вовремя приходить на работу. В древних законах Ману и наказаниях Чанакьи, разумеется, было больше мудрости, нежели в чуждых западных демократиях и свободах, введенных в стране такого количества языков, каст, религий и классов, в стране, которой так долго правили махараджи, шахи и падишахи!
Чуть менее чем через два года, после того как волна Джанаты смыла Индиру Ганди с ее высот в Нью-Дели, очередная «Волна Индиры» вновь вернула ее к власти. И в середине 1979 года Морарджи подал в отставку, не дожидаясь вотума недоверия, который со стопроцентной вероятностью заставил бы его уйти с поста премьера. Долго болевший Джаяпракаш Нараян умер, а его коалиция рухнула. Временно исполнявший обязанности премьер-министра Чаран Сингх отчаянно цеплялся за тонущий корабль разваливавшейся коалиции, пока в декабре 1979 года Джаната не потерпела окончательное фиаско. Если у кого-то из оппонентов Индиры Ганди и оставались сомнения насчет ее стойкости и властных амбиций, то выборы 1980 года доказали им, что они ошибались. Ее недолгое пребывание в тюрьме, сразу после победы Морарджи, лишь добавило ореол мученичества к ее короне из посеребренных сединой волос. Она с легкостью выиграла оба места в Лок сабхе, а ее фракция вместе с Санджаем Ганди получила уверенное большинство. Джаната проиграла даже марксистам, которые с тридцатью пятью местами в парламенте не представляли серьезной угрозы для правительства Индиры. Но все же Джаната смогла получить контроль над тремя штатами: Западной Бенгалией, Кералой и Трипурой. Штат Тамилнад остался в руках дравидийской партии, которую возглавлял бывший киноактер, звезда экрана, тамильский премьер М. Г. Рамачандрана. Пенджаб номинально вернулся под контроль Индийского национального конгресса. Но Пенджаб оставался самой большой проблемой Ганди, омрачая последние четыре года ее жизни, и без того полной горя после июньского дня 1980 года, когда блестящая карьера Санджая Ганди рухнула вместе с ним в объятом пламенем спортивном самолете на поле летного клуба в Нью-Дели.
Требования сикхской партии Акали Дал (Партия бессмертных) о создании отдельного штата — Панджаби Суба, как они его называли, были с большой неохотой удовлетворены Нью-Дели в 1966 году. Бывший штат Пенджаб был еще раз разделен на три новых штата: Пенджаб, где большинство составляли говорящие на пенджабском языке сикхи; Харьяна — новый штат, где в большинстве были говорящие на хинди индусы, и самый крупный по размеру штат — Химачал-Прадеш (Горная провинция), к которому были присоединены бывшие сикхские княжеские территории в предгорьях вокруг Симлы. Сикхи требовали оставить построенный за огромные деньги по проекту Ле Корбюзье
[41] Чандигарх столицей нового Пенджаба, но первое правительство Ганди настаивало на том, что коль скоро Чандигарх находится на границе Пенджаба и Харьяны, то он должен стать столицей обоих штатов, с одним губернатором, верховным судом и университетом, а его территория должна стать союзной, управляемой из центра. Это «решение» не устроило ни одну из сторон.
