Особое внимание противоборствующие стороны обращали на казаков-фронтовиков как на серьезную военно-политическую силу.
К концу 1917 года в настроениях большинства фронтового казачества начинали уже преобладать установки на мирное разрешение конфликтов между войсковыми правительствами и СНК, отчетливо просматривалось их явное нежелание участвовать в вооруженном противоборстве «на внутреннем фронте». Они стремились устраниться по возможности от этого, избежать вовлечения в разгоравшуюся Гражданскую войну. Среди них усиливались тенденции осуждения политики атаманов и войсковых правительств, ведущей, по их мнению, к эскалации существовавшего политического конфликта с СНК, росту вооруженной конфронтации. Одновременно они не одобряли и решения Совнаркома о посылке в казачьи области советских отрядов для борьбы с контрреволюцией.
Надежды атаманов и войсковых правительств на то, что возвращающиеся с фронта казачьи полки станут их надежной и мощной военной силой, значительно укрепят их положение и станут весомым и действенным средством в противоборстве с СНК и местными просоветскими движениями, не оправдались. И хотя большинство прибывших полков открыто не заявляло о своем отказе подчиняться войсковым администрациям, послушно исполнять все их приказы они не желали. Начавшееся прибытие казаков-фронтовиков в определенной мере активизировало рост в общей казачьей массе оппозиционных настроений, недоверия атаманам и войсковым правительствам. Среди казачества усиливались общие революционно-демократические политические настроения.
Глава 7
Гражданская война в казачьих областях и ее особенности
Отец на сына, брат на брата
Гражданская война в России, начавшаяся после Октябрьской революции, имела целый ряд специфических особенностей, непосредственно связанных и с существовавшими в российском обществе серьезными внутренними проблемами и противоречиями самого разного плана, и с сущностью и характером политического и военного противоборства, и со спецификой организации, стратегии и тактики действий участвовавших в вооруженной борьбе сторон, и со своеобразием хода и последствий политических процессов и военных действий, и с позициями различных социальных слоев населения, и с другими своеобразными отличиями. Все это, безусловно, накладывало значительный отпечаток на происходившие события. Помимо этого, особую специфику имел начальный этап Гражданской войны.
Выступившие после революции антибольшевистские силы не смогли образовать единого и сильного движения ни в политическом, ни в военном отношении. Отмечалась и очевидная слабость советского правительства. К тому же очень значительная часть населения страны не разбиралась в сущности происходившего, а многие отнеслись к октябрьским событиям довольно равнодушно. Существенную роль играл тогда и фактор политической неискушенности, а зачастую и полной политической неграмотности, общей социально-политической апатии многих членов общества.
Данный период был очень сложным для противоборствующих сторон и в сугубо практическом плане своей организации, консолидации наличных сил и средств. Известный белогвардейский генерал, а позже, в эмиграции, один из первых исследователей Гражданской войны С.В. Денисов отмечал, что ее начальный этап, с 25 октября 1917 года по 31 марта 1918 года, для противоборствующих сторон, в частности для Белого движения, имел особое значение, был самым коротким, но и самым тяжелым в плане стратегической и политической обстановки [1]. Схожую оценку этому периоду войны давал и известный красный «военспец», автор серьезного двухтомного исследования, Н.Е. Какурин [2]. Причем оба они сходились во мнении о большой роли, которую играли казачьи области, в особенности Дон и Оренбуржье [3]. У СНК тогда не было сколько-нибудь значительных организованных и боеспособных вооруженных сил для ведения серьезных военных действий против своих противников. Как верно отмечалось в различных источниках, тогда советская власть располагала только сравнительно немногочисленной Красной гвардией и лишь отдельными небольшими армейскими отрядами [4]. Советское правительство не имело в своем распоряжении не только организованной надежной и значительной по численности армии, но даже и минимального военного аппарата и органов оперативного управления войсками. Весьма показательно в этой связи то, что назначенный СНК командующим всеми революционными силами на Юге страны народный комиссар по военным делам В.А. Антонов-Овсеенко отправлялся в декабре в район начавшихся боевых действий вообще без войск и даже без своего штаба. Ему предстояло организовать их непосредственно на месте. В таком же положении находился и чрезвычайный комиссар СНК в Западной Сибири П.А. Кобзев. Первый советский Главковерх прапорщик Н.В. Крыленко позже отмечал, что тогда новая армия опиралась исключительно на красногвардейцев Петрограда и Москвы, сводные революционные матросские отряды, латышские стрелковые части и лишь в незначительной степени на отдельные регулярные войска. При этом он подчеркивал, что старая армия не могла дать каких-либо устойчивых кадров для борьбы с антисоветскими выступлениями. По его словам, «все полки, вызываемые с фронта, выйдя за линию окопов в тыл, отказывались идти в бой независимо от целей, которые эта борьба преследовала» [5]. Поэтому, исходя из сложившейся обстановки, центральные и местные советские органы наспех формировали сводные отряды красногвардейцев, а в отдельных случаях, например в Петрограде, – отряды из небольшого количества матросов и солдат. Их боеспособность и даже внутренняя организация и дисциплина были крайне низкими. Ведь подавляющее большинство личного состава этих отрядов – красногвардейцы не только не имели навыков военной организации, но и не знали даже азов военного дела. Ничтожную организацию красногвардейцев для ведения полевой войны отмечали и сами советские военачальники, в частности Р.Ф. Сиверс [6]. Антонов-Овсеенко позже вспоминал, что, приступив в декабре 1917 года к сосредоточению переданных в его распоряжение войск для наступления на область войска Донского, он просто не смог собрать их все: многие революционные части митинговали и не желали исполнять приказов [7]. К тому же наряду с идейными бойцами, сознательными сторонниками власти Советов, в этих сборных формированиях находилось и значительное количество случайных лиц со склонностью к грабежам, насилиям, пьянству. Так, бойцы двигавшегося из Москвы в распоряжение Антонова-Овсеенко 1-го Московского революционного отряда во главе с прапорщиком Ю.В. Саблиным в г. Купянске «начали пьяный кутеж, разбежались». Командиру с трудом удалось удержать в повиновении половину отряда, а остальных пришлось разоружить [8]. Все это сказывалось на общем состоянии советских войск.
Своя специфика в это время была и у военных формирований антисоветских сил в казачьих областях. Они подразделялись на три основных типа. Во-первых, это были регулярные казачьи части, формально подчинявшиеся войсковым атаманам и правительствам. Во-вторых, добровольческие вооруженные формирования, состоявшие из прибывших в казачьи области активных противников советской власти, в основном офицеров. В-третьих, формировавшиеся войсковыми правительствами добровольческие отряды.
Самыми многочисленными и грозными в военном отношении являлись казачьи полки. Но как прибывшие чуть раньше, так и прибывшие на территории своих войск уже во второй половине декабря казаки-фронтовики, к тому же далеко не все, приказам атаманов по занятию рубежей на границах своих областей и в их наиболее важных административных центрах и по ведению борьбы с советскими силами подчинялись крайне неохотно. Они вполне обоснованно опасались быть вовлеченными в разгоравшуюся Гражданскую войну, к тому же в непосредственной близости от своих домов. Отсюда возникало их стремление уклониться от противоборства. И с течением времени данная тенденция набирала силу. Бывший в то время в самой гуще событий М.П. Богаевский отмечал, что «характерная черта в этот период – регулярные казачьи и солдатские части одинаково упорно уклонялись от участия в действиях (военных. – В. Т.)» [9]. Их боеспособность, естественно, была весьма ограниченной.
