Формировавшиеся во многих казачьих областях, в частности на Дону, в Оренбуржье, на Кубани, в Астрахани и в Сибири, различные добровольческие отряды, главным образом из числа офицеров и юнкеров, отличались высоким уровнем организации, военной подготовки и боевого духа. В их составе были идейные противники советской власти. Но численность этих отрядов была очень небольшой. Казачьим органам власти эти отряды, как правило, формально не подчинялись.
В свою очередь, войсковые правительства из-за растущего нежелания подчиняться им казаков-фронтовиков приступали к формированию местных добровольческих отрядов. (На Дону и Кубани они назывались партизанскими.)
Однако во все эти добровольческие формирования вступало крайне ограниченное число добровольцев, в том числе офицеров. Так, находившийся тогда на Дону генерал А.И. Деникин позже отмечал, что «донское офицерство, насчитывавшее несколько тысяч, до самого падения Новочеркасска уклонялось вовсе от борьбы: в донские партизанские отряды поступали десятки, в Добровольческую Армию – единицы, а все остальные, связанные кровью, имущественно, земельно с Войском, не решались пойти против ярко выраженного настроения и желания казаков-фронтовиков» [10]. Другой непосредственный участник тех событий донской партизан Н.В. Федоров в своих воспоминаниях отмечал, что «кадровые офицеры не примкнули к партизанским отрядам и чего-то ждали» [11]. На призыв к донским казачьим офицерам вступить в партизанский отряд есаула В.М. Чернецова откликнулось только 30 человек [12]. Общее количество донских офицеров-добровольцев составляло порядка всего двух-трех сотен.
Примерно такая же картина наблюдалась и на Кубани. В создаваемые здесь офицерские добровольческие отряды войскового старшины Галаева записалось только около 300 человек [13]. В Терском, Уральском, Оренбургском, Забайкальском и Астраханском войсках количество казачьих офицеров, вступивших в добровольческие отряды, по отношению к их общей численности, было существенно большим, чем на Дону и Кубани. Хотя их общее количество тоже было невелико. В Терском войске во Владикавказе формировались казачьи офицерские отряды полковников Соколова и Беликова [14]. Здесь же предпринимались попытки создания осетинских офицерских отрядов [15]. В Уральском войске группу казачьих офицеров собрал полковник, позже генерал-лейтенант М.Ф. Мартынов. Этот отряд разогнал все советские организации в г. Уральске [16]. Образовались отряды казачьих офицеров в Оренбургском, Астраханском и Забайкальском войсках. Причем здесь они представляли собой хоть и небольшую по общей численности, но достаточно существенную в военном отношении силу.
Основную массу добровольцев в отрядах войсковых правительств во всех войсках, где они создавались, составляла местная учащаяся молодежь. И этот примечательный факт отмечали все очевидцы – от атаманов до рядовых бойцов. Об этом прямо говорил с горечью, например, атаман Каледин [17]. Донской казачий офицер констатировал, что «среди партизан можно было встретить и казака, и офицера, и студента; и богатого, и бедного... Но ядром партизанства была учащаяся молодежь – кадеты, гимназисты, реалисты, студенты, семинаристы» [18]. А другой партизан лаконично замечал: «Главный контингент партизан – учащаяся молодежь» [19]. Это же отмечали и белоэмигрантские авторы [20].
Такая же ситуация была и в Оренбургском войске, где, по свидетельствам участников событий, в добровольческие отряды вступали «...главным образом офицеры и учащаяся молодежь» [21]. Правда, некоторые исследователи считают, что в Оренбуржье добровольческие отряды формировались «...из буржуазной молодежи и монархически настроенного чиновничества» [22]. Вторая часть данного высказывания без учета, конечно, идеологических штампов представляется неверной, поскольку чиновников в этих отрядах было совсем мало. В Забайкальском войске в добровольческие отряды так же, как и в других войсках, в основном вступали офицеры, юнкера, кадеты [23]. Добровольцы из числа учащихся не обладали необходимыми военными навыками, не говоря уже о боевом опыте, но их отличали идейные убеждения, довольно высокий моральный дух и боевой порыв. Как позже весьма верно замечал полковник В.В. Добрынин, «вся защита (Дона. – В. Т.) в это время легла тяжелым бременем на слабых числом, но мощных духом партизан» [24].
Вплоть до настоящего времени важные вопросы анализа социального состава участников Гражданской войны с обеих сторон не получили необходимого всестороннего и объективного освещения. Существовавший длительное время крайне упрощенный подход к данной проблеме затруднял исследование всего многообразия социально-политических процессов того времени, сущности и специфики событий. Рассмотрение этой проблемы необходимо, по нашему мнению, начинать именно с начального периода Гражданской войны. В это время социальный состав воюющих сторон можно представить довольно точно, поскольку это были люди, в подавляющем большинстве осознанно сделавшие тот или иной политический выбор. При этом они исходили из своих твердых убеждений, а действовали не под давлением различных обстоятельств объективного и субъективного порядка, как это было в последующие периоды войны.
В рассматриваемый период в советских отрядах наиболее значительный контингент составляли красногвардейцы. Эти в основном вчерашние рабочие крупных промышленных центров являлись наиболее сознательными проводниками большевистской политики, добровольно вступившими в направлявшиеся на борьбу с контрреволюцией сводные советские отряды. Во вторую по численности социальную группу входили солдаты и матросы старой армии, в большинстве своем выходцы из крестьянской среды. Правда, среди них количество сознательных, идейных борцов за провозглашенные Октябрьской революцией принципы было значительно меньше. И, наконец, значительную группу в советских войсках составляли инонациональные формирования. (Как известно, всего в годы Гражданской войны в Красной армии воевали около 300 тыс. интернационалистов, а такое большое количество иностранцев в армии одной из сторон исследователи считают уникальным явлением для новейшего времени [25].) Немало в советских формированиях начального периода войны было и маргинальных элементов.
Основой зарождающегося Белого движения являлись офицеры старой армии, добровольно прибывшие на территории наиболее крупных антисоветских плацдармов. В начальный период Гражданской войны ими стали Донская, Кубанская и Оренбургская казачьи области. Примечательно, что основная масса офицеров-добровольцев ни по своему социальному происхождению, ни тем более по имущественному положению не принадлежала к высшим слоям общества. Так, среди офицеров состава сформированной на Дону Добровольческой армии в начальный период Гражданской войны четыре пятых представляли так называемые офицеры военного времени, 80% которых происходило из крестьян и только 4% из дворян [26]. Одну пятую часть от общего числа добровольцев-«первопроходников» составляло кадровое офицерство, включая 36 генералов и 242 штаб-офицера. Их послужные списки, в которых имелись данные о владении собственностью самого офицера, его жены и их родителей, свидетельствовали, что помещиками или детьми помещиков являлось всего 6% офицеров и генералов. Капиталиста не было ни одного. И это среди самой верхушки, что называется, цвета высшего и старшего офицерства Добровольческой армии. По социальному происхождению среди них 21% составляли потомственные дворяне, 30% личные дворяне и дети офицеров, а остальные были выходцами из мещан, крестьян или мелких чиновников [27].
