Лени с мамой варили черничный сироп, как вдруг вошел отец. Грязный, потный, с черным от пыли лицом. Лени впервые заметила в его бороде седые пряди. Волосы папа кое-как собрал на затылке в хвост, лоб повязал банданой с двухсотлетним человеком
[64]. Папа в резиновых сапогах протопал на кухню, посмотрел, что мама готовит на обед.
— Опять? — поинтересовался он, глядя на фрикадельки из лосося. — Почему не овощи?
— Овощи я консервирую. У нас кончилась мука, риса осталось совсем чуть-чуть. Я же тебе говорила, — устало ответила мама. — Если бы ты отпустил меня в город…
— Правда, пап, съезди в Хомер. Пора делать припасы на зиму, — с деланой беззаботностью вставила Лени.
— Как же я вас одних оставлю? Это небезопасно.
— За стеной мы в безопасности, — возразила Лени.
— Не совсем. В прилив кто-нибудь может приплыть в бухту на лодке. Кто знает, что тут без меня будет. Так что поедем вместе. Купим все, что нужно, в городе у этой суки.
Мама посмотрела на Лени.
«Пора», — взглядом ответила та.
Мама покачала головой. Округлила глаза. Лени поняла, чего боится мама: они же договаривались бежать в его отсутствие, а не прямо у него из-под носа. Но погода меняется, ночи все холоднее, а значит, скоро зима. До начала занятий в университете меньше недели. Это их последний шанс. И если все хорошенько продумать…
— Поехали, — скомандовал папа. — Прямо сейчас. — И громко хлопнул в ладоши. Мама вздрогнула от неожиданности.
Лени с тоской взглянула на тревожный чемоданчик, где, как обычно, лежало все необходимое, чтобы выжить в тайге. Сейчас его никак не взять, отец непременно что-нибудь заподозрит.
Придется им бежать как есть.
Папа взял ружье со стойки у двери, вскинул на плечо.
Может, это предупреждение?
— Поехали.
Лени подошла к маме, сжала ее тонкое запястье, почувствовала, как та дрожит. И спокойно проговорила:
— Пошли, мам.
На пороге Лени невольно остановилась, обернулась, обвела взглядом уютную теплую комнату. Несмотря на боль, страх и отчаяние, что ей пришлось здесь пережить, это был ее единственный дом.
Она надеялась, что больше никогда его не увидит. Как жаль, что надежда несбыточна без утраты.
Сидя на потертом заднем сиденье пикапа, Лени чувствовала мамин страх, словно горьковатый запах. Лени хотелось ее успокоить, заверить, что все у них получится, они убегут, доберутся до Анкориджа, все будет хорошо, но она молчала, боялась вдохнуть полной грудью, старалась успокоиться и уповала лишь на то, что когда придет пора бежать, у них не отнимутся ноги.
Папа завел пикап и подъехал к забору. Остановился, вылез из машины, оставив дверь открытой, подошел к воротам, взялся за замок, снял с шеи ключ, вставил в скважину и с усилием повернул.
— Все, — сказала Лени маме, — в городе мы убежим. Через сорок минут причалит паром. Надо будет как-то пробраться на борт.
— Не выйдет. Он нас поймает.
— Тогда обратимся к Мардж. Она нам поможет.
— Ты и ее жизнью готова рискнуть?
Лязгнул огромный железный замок. Папа толкнул левую створку ворот, та проехала по торфяным кочкам, потом открыл правую. Показалась главная дорога.
— Скорее всего, у нас один-единственный шанс, — мама тревожно прикусила нижнюю губу, — так что лучше подождать, если в этот раз не сложится.
Лени понимала, что это разумно, но не знала, достанет ли у нее терпения еще ждать. Теперь, когда она позволила себе помечтать о свободе, мысль о том, чтобы снова вернуться в неволю, казалась невыносимой.
— Нам нельзя ждать, мам, уже падают листья. В этом году зима может начаться рано.
Папа сел в машину и захлопнул дверь. Они тронулись с места. Когда выехали за ворота, Лени выгнулась и сквозь ружья на стойке посмотрела назад. На светлых досках чернели слова, написанные краской из баллончика:
ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН. ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. БУДУ СТРЕЛЯТЬ.
Лени отметила, что отец не запер ворота. Они выбрались на главную дорогу, миновали арку на повороте к участку Уокеров, проехали мимо дорожки, которая вела к дому Мардж Берд-солл.
За взлетной полосой под колесами захрустел недавно положенный гравий. Впереди показался деревянный мост, у крашеных перил стояли люди в разноцветных дождевиках, смотрели на реку и показывали друг другу на ярко-красных лососей, которые плыли в прозрачной воде, чтобы отложить икру и умереть.
Папа опустил окно, крикнул: «Валите к себе в Калифорнию», и пикап с грохотом проехал мимо туристов, извергнув клубы черного дыма.
В городе Главную улицу перегородила баррикада из козел, белых ведер и оранжевых конусов — чтобы туристы не подходили к экскаватору, который работал перед закусочной. За ним вдоль улицы зиял свежий шрам траншеи и громоздились кучи земли.
Папа так врезал по тормозам, что старенький пикап пошел юзом в высокой траве на обочине. Отсюда они разглядели, кто управлял экскаватором. Том Уокер.
Папа рывком перевел рычаг на нейтральную передачу и заглушил мотор. Навалился боком на дверь, которая никак не желала поддаваться, открыл, выпрыгнул из машины. Не успела Лени проговорить: «Мам, не уходи, возьми меня за руку», как папа подошел к пассажирской двери, распахнул ее, схватил маму за запястье и вытащил из фургона.
Мама с ужасом оглянулась на Лени, прошептала одними губами: «Беги», но тут папа рванул ее к себе, и она едва не упала, стараясь за ним поспеть.
— Черт, — выругалась Лени.
Она видела, как родители шагают мимо немногих туристов, случившихся на улице погожим августовским днем, папа расталкивает людей локтями, отпихивает в стороны.
Лени не усидела на месте, бочком выскользнула из машины и бросилась за родителями. Вдруг удастся вырвать у него маму. Им ведь не надо много времени, чтобы улизнуть. Если понадобится, они и лодку украдут. Может, папа сейчас отвлечется, и они под шумок убегут.
— Уокер! — заорал папа.
Мистер Уокер заглушил мотор экскаватора, снял мокрую от пота бейсболку.
— Эрнт Олбрайт, — ответил он. — Какой удивительно приятный сюрприз.
— Что ты вытворяешь?
— Траншею копаю.
— Зачем?
— Чтобы провести электричество. Я поставлю генератор.
— Что?
Мистер Уокер повторил по слогам, медленно, словно собеседник его плохо понимал по-английски: «э-лек-три-че-ство».
— Кому оно здесь нужно?
— Я заплатил владельцам всех магазинов в городе за право провести линию по их земле. Наличными, — ответил мистер Уокер. — Людям нужен свет, холодильники, отопление. А, и фонари на улицах. Что ж тут плохого?
