Хотя история письменности знает немало подобных неудач, в глазах правительства возможность более эффективного администрирования обычно перевешивала все издержки. Ни один правитель не устоял перед искушением изменить реальность росчерком пера и, если результатом была катастрофа, спасение, судя по всему, виделось в создании все более объемных меморандумов и издании все большего количества законов, эдиктов и указов.
Письменный язык, вероятно, задумывался как скромный способ описания действительности, но постепенно стал мощным средством ее преобразования. Когда официальные доклады входили в противоречие с объективной реальностью, нередко отступала именно реальность. Всякий, кому приходилось иметь дело с налоговыми органами, образовательной системой или любой другой бюрократической структурой, знает, что истина не так уж и важна. Важно, что написано в отчете.
Священные книги
Правда ли, что, когда текст и реальность сталкиваются, реальности иногда приходится отступать? Может, это просто обычный поклеп на бюрократию? В большинстве своем бюрократы, кому бы они ни служили – фараону или Мао Цзэ-дуну, – были разумными людьми и наверняка ответили бы следующим образом: «Наша задача – описывать реальное состояние полей, каналов и зернохранилищ. Если описание точное, то решения, которые мы принимаем, оказываются реалистичными. Если описание неточное, результатом может быть голод и даже бунт. Но на этих ошибках мы учимся. Так что постепенно наши документы становятся все точнее и точнее».
Это верно, но лишь до определенной степени. Существует и противоположная историческая тенденция. По мере того как власть бюрократов крепнет, у них вырабатывается иммунитет к собственным ошибкам. Вместо того чтобы приближать свои легенды к реальности, они начинают подгонять реальность к своим легендам. В итоге внешняя реальность совпадает с их бюрократическими фантазиями, но только потому, что ее принудили к этому. Например, границы многих африканских стран не согласуются ни с линиями рек, ни с горными цепями, ни с торговыми путями, без необходимости разрывают исторические и экономические области и игнорируют местные этнические и религиозные особенности. Одно племя может быть разделено между несколькими странами, а одна страна может включать в себя группы из враждующих кланов. Такие проблемы знакомы многим странам, но в Африке они стоят особенно остро, потому что тамошние современные границы не отвечают желаниям местных этносов. Границы эти были проведены европейскими чиновниками, Африки в глаза не видевшими.
В конце XIX века ряд европейских держав заявили права на африканские земли. Опасаясь, как бы конфликт претензий не вылился в общеевропейскую войну, заинтересованные стороны собрались в 1884 году в Берлине и нарезали Африку, как если бы это был пирог. В ту пору африканская глубинка была для европейцев абсолютной terra incognita. Англичане, французы и немцы располагали подробными картами побережья и прекрасно знали, где впадают в океан Нигер, Конго и Замбези. Однако они имели очень смутное представление о том, где протекают эти реки внутри материка, о племенах и царствах, существовавших на их берегах, о местных религиях, истории и географии. Европейским дипломатам это было безразлично. Разложив почти полупустую карту Африки на отполированном до блеска берлинском столе, они провели здесь и там несколько линий и поделили континент между собой.
Когда же с этой картой европейцы достигли африканской глубинки, то обнаружили, что многие из проведенных в Берлине границ плохо соотносятся с географической, экономической и этнической реальностью. Но во избежание конфликтов между собой оккупанты решили придерживаться договоренностей – так воображаемые, проведенные наобум линии стали границами колоний. Во второй половине XX века, когда европейские империи распались и их колонии обрели независимость, новые государства признали существовавшие колониальные границы, боясь, что альтернативой будут нескончаемые конфликты и войны. Из этой бессмыслицы проистекают многие трудности, с которыми сталкиваются современные африканские страны. Когда зафиксированные на бумаге фантазии европейских бюрократов столкнулись с африканской реальностью, реальность вынудили капитулировать
[132].
Европейская карта Африки середины XIX века. Европейцы имели смутное представление о внутренних территориях Африканского континента, однако это не помешало им поделить его и нанести на карту границы
Наши современные образовательные системы дают массу других примеров, когда реальность пасует перед письменным отчетом. Когда я измеряю длину своего стола – не важно, какой измерительной линейкой или меркой я это делаю. Намерил я 200 сантиметров или 78,74 дюйма, длина стола остается той же. Но когда бюрократы измеряют человека, от выбранной ими мерки-линейки зависит очень многое. С тех пор как в учебных заведениях начали оценивать людей по жесткой балльной шкале, жизни миллионов учеников и учителей в корне изменились. Отметки – сравнительно недавнее изобретение. Охотники-собиратели никогда не получали отметок, и даже через тысячи лет после аграрной революции редко в каких образовательных учреждениях выставлялись баллы. Средневековый сапожник не вручал своему ученику в конце года бумажку с вердиктом: «пять» за шнурки и «три с минусом» за пряжки. В шекспировские времена студенты выпускались из Оксфорда с одним из двух возможных результатов – со степенью или без. Никому не приходило в голову выпустить одного студента с отметкой или баллом 74, а другого – 88
[133].
Жесткую балльную шкалу ввели в регулярное пользование системы массового образования индустриальной эпохи. После того как фабрики и управленческие структуры приноровились думать на языке цифр, за ними последовали школы. Они стали определять достоинство каждого ученика по его средней отметке, а достоинство каждого учителя и директора – по общему среднему показателю школы. Как только бюрократы вооружились этим мерилом, реальность перевернулась.
Изначально на школы возлагалась задача просвещения и образования, и отметки были просто средством измерения успехов. Однако совершенно предсказуемо школы вскоре начали видеть в достижении высоких показателей свою главную цель. Любому ребенку, учителю и инспектору ясно, что навыки, нужные для получения высоких баллов на экзаменах, не имеют ничего общего с глубоким знанием литературы, биологии или математики. Любому ребенку, учителю и инспектору ясно и то, что при необходимости выбирать между первым и вторым большинство школ погонится за баллами.
Сила письменных отчетов достигла апогея с появлением священных книг. Священники и писцы древних цивилизаций привыкали видеть в документах путеводители по реальности. Поначалу тексты рассказывали им о реальности податей, полей и зернохранилищ. Однако по мере того как усиливалась бюрократия, авторитет текстов возрастал. Священники занимались не только переписью божьих владений, но и изложением божьих деяний, секретов и заветов. Сложившиеся в итоге книги претендовали на изображение мира в его целостности, и многие поколения ученых за ответами на все вопросы традиционно обращались к Библии, Корану или Ведам.
