Сегодняшние ученые согласны с Геродотом и Сыма Ця-нем, а не с Библией. Именно поэтому современные государства придают такое значение сбору информации о других странах и анализу глобальных экологических, политических и экономических тенденций. Когда экономика Соединенных Штатов буксует, даже евангелисты-республиканцы направляют обвиняющий перст на Китай, а не на собственные грехи.
Хотя Геродот и Фукидид понимали ход вещей гораздо лучше, чем авторы Библии, при столкновении этих двух мировоззрений Библия одержала абсолютную победу. Взгляд на историю переняли греки у евреев, а не наоборот. Через тысячу лет после Фукидида греки прониклись убеждением, что, если на них наступает варварская орда, – это, ясное дело, Божья кара за грехи. Каким бы ошибочным ни был библейский взгляд на мир, он оказался лучшей основой для крупномасштабного взаимодействия масс.
Даже сегодня, когда президенты США приносят присягу, они держат руку на Библии. Также во многих странах мира, включая США и Великобританию, свидетели в судах, давая клятву говорить правду, всю правду и ничего кроме нее, кладут руку на Библию. Забавно, что они клянутся говорить правду на книге, в которой полным-полно вымыслов, мифов и ошибок.
И работает ведь!
Вымыслы позволяют нам лучше взаимодействовать. Цена, которую мы платим за это, – то, что вымыслы определяют цели этого нашего взаимодействия. У нас могут быть сложнейшие системы кооперации, служащие вымышленным целям и интересам. В результате система может казаться продуктивно работающей, но только с точки зрения ее собственных критериев. Например, мулла скажет: «Наша система работает. Сейчас в мире полтора миллиарда мусульман и больше, чем когда-либо, желающих изучать Коран и подчиниться Аллаху». Вопрос, однако, состоит в том, правильный ли это критерий успеха. Школьный директор скажет: «Наша система работает. За последние пять лет показатели успеваемости выросли на 7,3 процента». Но лучший ли это способ оценивать школу? Чиновник в Древнем Египте сказал бы: «Наша система работает. Нам нет равных в мире по собиранию податей, рытью каналов и строительству пирамид». Спора нет, Египет фараонов подарил миру налогообложение, ирригацию, пирамиды. Но то ли это, что действительно важно?
У людей много материальных, социальных и психологических потребностей. Абсолютно неясно, наслаждались ли древнеегипетские крестьяне бóльшим количеством любви или лучшим социальным положением, чем их предки охотники-собиратели. Но что касается питания, здоровья и детской смертности, то жизнь их была хуже. Документ, относящийся примерно к 1850 году до н. э., времени правления соорудившего Фаюмское озеро Аменемхета III, рассказывает о состоятельном человеке Дуа-Хети, который везет своего сына Пепи в школу, чтобы тот выучился на писца. По пути Дуа-Хети рисует сыну жалкое существование крестьян, чернорабочих, солдат и ремесленников, желая пробудить в нем рвение к учебе и стремление избежать плачевной участи большинства смертных.
По словам Дуа-Хети, жизнь безземельного работника в поле полна тягот и лишений. Едва прикрытый лохмотьями, он трудится весь день под палящим солнцем. Потом являются чиновники фараона и гонят его на принудительные работы. В награду за свой адский труд он получает лишь разрушенное здоровье. Домой он приходит еле живым…
Судьба крестьянина, владеющего землей, немногим легче. Он с рассвета и до заката таскает бадьями воду из реки в поле. Его спина сгибается под гнетом ярма, шея покрывается язвами. Утром ему нужно поливать делянку с луком-пореем, днем – финиковые пальмы, вечером – кориандровое поле. В конце концов он падает и умирает
[135]…
Возможно, отец намеренно сгущает краски, но не слишком. Египет фараонов был самым могущественным царством своей эпохи, но обычный крестьянин получил от всего этого могущества только подати и принудительный труд, а отнюдь не больницы и службы социальной защиты.
Это беда не одного Египта. Несмотря на огромные достижения китайских династий, мусульманских империй и европейских королевств, даже в 1850 году средний обыватель существовал не лучше, а то и хуже древнего охотника-собирателя. В 1850-м китайский крестьянин или манчестерский мастеровой работали больше часов подряд, чем их предки охотники-собиратели; работа была физически тяжелее и умственно беднее; пища – намного однообразнее; гигиенические условия – стократ хуже; инфекционных болезней – гораздо больше.
Предположим, вам предложили на выбор две отпускные программы.
Программа «Каменный век». В первый день будете десять часов гулять по девственному лесу и обустроитесь на ночевку в пойме реки. Во второй день спуститесь по реке на каноэ и разобьете лагерь на берегу маленького озера. На третий день будете учиться у местных, как ловить в этом озере рыбу и искать в окрестных лесах грибы.
Программа «Современный пролетарий». В первый день десять часов отработаете, задыхаясь от пыли, на текстильной фабрике, затем переночуете в тесной квартирке. День второй – десять часов на кассе в местном универмаге и ночевка в той же квартирке. Третий день – узнаете у местных, как открыть банковский счет и заполнить заявку на ипотеку.
Какую программу вы предпочтете?
Получается, что, когда мы беремся оценивать ту или иную сеть человеческой кооперации, все зависит от выбранных нами критериев и точки зрения. Мы судим о Египте фараонов по объему производства, по сытости населения или по социальной гармонии? Фокусируем внимание на аристократии, простых крестьянах или свиньях и крокодилах? У истории не один сюжет, а тысячи альтернативных сюжетов. Всякий раз, когда мы решаем пересказать один из них, мы решаем отсечь другие.
Сети человеческой кооперации обычно применяют к себе критерии собственного изобретения, так что неудивительно, что они ставят себе высокие отметки. В частности, сети, служащие воображаемым сущностям, таким как боги, нации и корпорации, обычно оценивают свои достижения с точки зрения именно этих воображаемых сущностей. Религия мнит себя правильной, если блюдет заповеди Божьи до буквы; нация считает себя великой, если продвигает национальные интересы; корпорация процветает, когда зарабатывает много денег.
Поэтому, изучая историю любой сети взаимодействия, желательно время от времени останавливаться и смотреть на вещи с позиции какой-нибудь реальной сущности. Как узнать, реальна ли сущность? Элементарно. Просто задайте вопрос: «Способна ли она страдать?» Когда люди сжигают храм Зевса, Зевс не страдает. Евро, когда падает в цене, не страдает. Не страдает и обанкротившийся банк. Это только метафора. Но когда нечего есть голодной крестьянке, она страдает. Когда корову разлучают с ее новорожденным теленком, она страдает. Это и есть реальность.
Конечно, наша вера в фантазии тоже может стать причиной страданий. Например, вера в национальные и религиозные мифы может спровоцировать войну, в которой миллионы людей потеряют дома, конечности и даже жизнь. Повод к войне вымышлен, но страдания стопроцентно реальны.
