По выходе из церкви тайный советник фон Штош разбросал среди публики золотые и серебряные монеты с изображениями новой королевской четы на сумму 6 тысяч талеров. Праздник был продолжен в дворцовом зале Московитов. Два обер-гофмейстера подавали их величествам кушанья на золотых блюдах; во время трапезы прислуживали двадцать семь камер-юнкеров. По правилам испанского церемониала, каждая золотая тарелка проходила через десяток рук, прежде чем оказывалась перед королем или королевой.
В это время простой народ развлекался на дворцовой площади, где били два фонтана с бесплатным красным и белым вином дешевых сортов. В центре площади на вертеле крутился огромный бык, начиненный зайцами, поросятами, фазанами и куропатками. Каждый мог отрезать от него кусок. Бедняки устраивали драки на подступах к этому великолепию, забыв о том, что вся эта роскошь оплачена их налогами и барщиной. В конце этого замечательного дня ликование народа вызвал шумный фейерверк, озаривший бенгальскими огнями башни и стены Кёнигсберга.
Бранденбургского курфюрста Фридриха III больше не существовало. Отныне этот человек стал прусским королем Фридрихом I. Новыми были также титулы королевы Софьи Шарлотты и кронпринца Фридриха Вильгельма. Новоиспеченный кронпринц, смешавшись с пирующей и танцующей толпой, «развлекался», мрачно глядя на фейерверк и пытаясь подсчитать расходы.
Торжества в Кёнигсберге длились семь недель. 6 мая двор выехал обратно в Берлин. Столицу нового короля Пруссии украсили семь триумфальных арок. Берлинцы восторженно приветствовали королевскую пару и бросали в воздух шляпы. Из всех провинций прибыли делегаты с приветственными адресами. Представители сословий преподнесли — скрипя зубами, вероятно, — так называемый «королевский налог» в размере 160 тысяч талеров. Теперь торжества и праздники начались на Шпрее и Хафеле. Они продолжались до середины июня и, конечно, понравились охочим до удовольствий берлинцам. Но Софья Шарлотта вернулась к своему письменному столу и писала Лейбницу: «Не подумайте, пожалуйста, что этот блеск и эти короны, из-за которых здесь устроили столько шума, я предпочту нашим философским беседам в Литценбурге».
Как же реагировали за границей? Как Европа отнеслась к этому спектаклю? Почти все европейские государства заявили через своих дипломатов о признании королевского достоинства. Один за другим заявления сделали: король Польши и Саксонии Август II германский император, короли Англии и Дании, русский царь, голландские Генеральные штаты, Швейцарская Конфедерация, Савойское герцогство, курфюрсты Майнца и Трира (1703), Португалия (1704), Венецианская республика (1710). Швеция, Испания и Франция решили подождать с формальным признанием. Пламенный протест тут же выразил папа римский Климент IX: в оскорбительном письме он называл Фридриха I «маркграфом Бранденбургским». В ответ профессор университета г. Галле, доктор юриспруденции Людвиг написал издевательскую статью под заголовком «Бесчинства папы по поводу права возводить в королевское достоинство». Этот пасквиль сразу же стал бестселлером протестантского населения Германии. А солдаты бывших бранденбургских, а ныне прусских, войск, отправляясь в Италию воевать с французами, брали его с собой в виде листовок. Лишь через десять лет, в 1711 г., закончилась эта распря. Когда на выборах императора Карла VI папский нунций кардинал Альбини решился протестовать против прусского королевского достоинства, представитель Пруссии в рейхстаге, Кристоф фон Дона, вызвал его на дуэль. Альбини побледнел и умолк. С этого момента протестов больше не было. В Европе неоспоримо существовало новое королевство, и все постепенно привыкали говорить не о бранденбуржцах, а о пруссаках.
А сейчас, летом 1701 г., Фридрих I занялся переделкой напыщенного дворцового этикета на «королевский лад». Его жена Софья Шарлотта и прусский кронпринц снова проводили свои дни в зеленых окрестностях Литценбурга. Лейбниц, президент Академии наук, постоянно приезжал к королеве. Благодаря ему визит в Литценбург смог нанести знаменитый вольнодумец своего времени, 32-летний ирландец Джон Толанд. Он прибыл из Лондона в начале октября засвидетельствовать новой прусской королеве свое почтение. Толанд тут же написал об этом событии письмо, опубликованное через пять лет: «В Шарлоттенбург добираются из Берлина по реке Шпрее через парк или Тиргартен, на бечевых судах или на небольших лодках. Со временем Тиргартен станет одним из самых лучших парков в Германии». Толанд ступил на берег, ответил на приветствие Лейбница, увидел, что дворец Литценбург еще не достроен. Затем он предстал перед прусской королевой. К изумлению Толанда, она очень хорошо знала его книгу «Christianity not mysterious» («Христианство без тайн»), вышедшую шесть лет назад. Толанд возглавлял деизм — философское учение, согласно которому Бог после сотворения мира больше не вмешивался в его судьбы и не говорил с людьми даже в форме откровений. Для Софьи Шарлотты, давно и основательно занимавшейся вопросами теизма, атеизма, а также деизма, беседа с таким человеком стала духовным деликатесом. В свою очередь, Толанд с явным восхищением писал о матери Фридриха Вильгельма:
«Софья Шарлотта — самая замечательная курфюрстина своего времени. Никто не смог бы превзойти ее в здравомыслии, свободе речи, изысканности беседы и обхождения. Она весьма начитанна и способна говорить с самыми разными людьми о самых разных вещах. Ее проницательность и сообразительность удивительны, так же как и ее основательное знание философии. Да, должен признать, за всю свою жизнь не встречал никого, кто был бы более, чем она, способен делать меткие реплики, а также судить о силе и слабости аргументов. Излюбленный предмет ее разговоров — музыка. Она превосходно играет на клавире, а также ноет. Прославленный Буопонцини, один из величайших итальянских мастеров нашего времени, считает ее музыкальные композиции совершенными. Она очень любит принимать иностранцев и беседовать с ними обо всем на свете. Она настолько хорошо знает различные формы правления и конституции и имеет о них настолько свободное от предрассудков мнение, что во всей Германии лишь ее следует считать „королевой-республиканкой“ или курфюрстиной, не поддерживающей идею абсолютной и неограниченной монархии. Все, носящее в себе живой дух и тонкое воспитание, имеет доступ к ее двору, где две вещи — наука и развлечения — сосуществуют в самой изысканной гармонии. Королева невысока и вряд ли стройна, она скорее низкого роста и полновата, но в самых приятных пропорциях. У нее очень белая кожа и свежий цвет лица, лучезарные голубые глаза и угольно-черные волосы, свободно падающие на чело и не имеющие следов пудры».
Написанное Толандом — не преувеличение и не лесть. Даже Лейбниц, этот король философов, однажды воскликнул во время жаркой дискуссии с Софьей Шарлоттой: «Мадам, удовлетворить вас совершенно невозможно! Вы хотите знать причину причин!» Королева играет на клавире и сочиняет концерты, она даже держит великолепную домашнюю капеллу под руководством маэстро Атиллы Ариости. Среди музыкантов выделяется скрипичный виртуоз Корелли, а среди певцов — тот самый Фердинандо, заслуживший комплимент от царя Петра. И наконец, Софья Шарлотта исполняет свое давнее страстное желание: 11 июля 1702 г., в день сорокапятилетия мужа, в Литценбурге празднуется открытие нового театра. Исполняется опера «I Trionfi del Parnasso» («Триумф муз»), В опере поют виртуозы Антонио Този, Паолина Файделин и Регина Шёнес, а королева в составе оркестра блестяще исполняет прелюдии на фортепьяно. Ее сын, Фридрих Вильгельм, сидит в партере и смертельно скучает.
