Невозможно было не улыбнуться ему в ответ.
– Посмотрим. По крайней мере, тебе можно пюре и немножко хорошей подливки. Так что выше голову. Я сделаю все, что смогу.
Я вышел из комнаты, и мои собственные слова звенели в ушах. «Я сделаю все, что смогу». Ну, черт возьми, я постараюсь… по крайней мере, я сделаю то, что мне действительно по силам.
Я, естественно, не пошел в офис, где, как знал, обе мои врагини ждут меня. Вместо этого я закурил сигарету и направился в лабораторию. С ребенком ничего не случится, если он потерпит до ужина, и хотя я сказал ему, что откладываю стеклышки до утра, поскольку не хотел, чтобы он просидел на моей шее весь вечер, меня все-таки подмывало проверить их.
Все еще с сигаретой во рту я окрасил препараты, на что не требовалось ни навыков, ни долгого времени, и положил один на предметный столик превосходного «Лейтца»
[197]. Вместо того чтобы выбросить сигарету, овальную «Абдулла», пачку которых Лотта купила мне в магазине дьюти-фри своей авиакомпании, я устроился поудобнее, докурил и лишь потом глянул в окуляр.
Сначала я подумал, что это просто на объектив попала капелька масла, но, когда я навел фокус, а потом еще раз сфокусировал, картинка не изменилась. Я вдохнул и выдохнул. Хотя я не ахти какой биолог, но ошибиться было невозможно – увиденное ударило меня по глазам. Это мрачное зрелище по-своему впечатляло, такое можно и не увидеть за всю свою врачебную практику. Выглядело это так: поле было усеяно лимфоцитами – белые кровяные тельца в пять или шесть раз преобладали над красными. Я мог даже разглядеть их незрелые формы – миелоциты, крупные клетки из костного мозга, которых не бывает в здоровой крови. То есть происходило вот что. Прогрессирующая и неконтролируемая гиперплазия клеток-предшественников лейкоцитов в костном мозге, вытесняющая клетки-предшественники эритроцитов и тромбоцитов, возможно даже разрушая саму кость. Я прикрепил следующее стеклышко с измерительной шкалой, капнул свежего масла, сделал грубый подсчет на одном квадрате и умножил. Это все решило.
Я едва мог оторваться от окуляра. Это был один из таких моментов, столь редкий в моем унылом беге по кругу, когда ты сталкиваешься с чем-то исключительным, когда ты в силах с этим разобраться, а затем увидеть всю последовательность событий – перед тобой прошлое, настоящее и будущее. Будущее? Мне пришлось прекратить это одобрительное похлопывание себя по плечу. Для юного Капабланки новости были плохие – по сути, наихудшие. Как ни странно, в аэропорту, когда я в первый раз увидел его грустную маленькую физиономию, я почувствовал, что ему не повезло, что он как-то помечен несчастьем. Рожденный, дабы страдать, плод этого абсолютно провального брака, он был помечен неудачей Дэвиганов. И вот она его настигла. Тем не менее – хотя, Бог свидетель, это самое последнее, чего бы я хотел, – нельзя было отрицать очевидное: данная ситуация решала мою проблему. Я тщательно обдумывал это какое-то время, затем взял оба стекла и пошел в кабинет.
Женщины ждали меня, сидя по обе стороны моего стола, и бравая Хюльда даже заняла мой стул. Она нерешительно посмотрела на меня, однако в глазах ее был блеск непослушания, свидетельствовавший, что они хорошо прошлись по мне в мое отсутствие.
– Мы пришли спросить, что готовить на ужин Даниэлю.
– Это потом, – отмахнулся я. – Можно я сяду за свой стол, Хозяйка?
Я стоял, ожидая, когда она встанет, что она и сделала, пусть и неохотно. Сев, я оказался лицом к лицу с вдовой Дэвиган. Так я теперь о ней и думал, просто как о Дэвиган, она присоединилась к этому племени по собственной воле, и, в конце концов, она никогда не называла меня иначе, чем Кэрролл, так что пусть услышит все, как оно есть на самом деле. Она больше не могла рассчитывать на милосердие с моей стороны.
– В общем, так, – сказал я. – Я уже подозревал какое-то время, что мы введены в заблуждение ошибочным диагнозом. Никакой туберкулезной инфекцией тут и не пахнет. У вашего мальчика никогда не было туберкулеза.
– И что? – насторожилась она.
– Я только что сделал клинический анализ крови. Вот стекла. Они показывают значительное увеличение количества лейкоцитов. Вместо нормальных пяти-десяти тысяч на кубический миллиметр тут чуть ли не шестьдесят тысяч плюс аномальное наличие миелоцитов.
Для нее это был пустой звук, но Хозяйке явно стало зябко.
– Вы это серьезно, Herr доктор?
Впервые за несколько дней мне понравилось это «Herr доктор».
– К сожалению, слишком серьезно.
Дэвиган растерянно переводила взгляд с меня на Хозяйку:
– Это что-то плохое?
– Может пыть… но natürlich
[198] мы не уверены.
Я твердо возразил:
– Сожалею, но должен сказать вам, что я больше чем уверен. Это случай совершенно очевидный. У мальчика миелоцитарная лейкоцитемия.
Поняла ли Дэвиган реальное значение этих двух слов? Думаю, нет. По крайней мере, не совсем, потому что она не огорчилась. Она вспыхнула, и ее всегдашние подозрения на мой счет только усилились.
– Я не понимаю этой внезапной перемены диагноза, и мне это не нравится.
– Вы предполагаете, что мне это нравится или что я каким-то образом отвечаю за эти внезапные перемены?
– Все это очень странно… Я не понимаю.
– Мы пытались вам объяснить.
Хозяйка, оправившись, вдруг вмешалась:
– Кто это «мы»? Caterina hat recht
[199]. Надо больше консультации. Ein zweiter
[200] мнение, und der beste
[201]. Вы должны пригласить из Цюрих специалист – профессор Ламотт.
– Вы только попусту отнимете у него время. Ему это ни к чему. Во всяком случае, он никогда не ездил так далеко…
– Тогда вы должен отвезти малшик в Kantonspital, – гнула свое Хюльда.
Уже готовый отказаться, я вдруг передумал. Второе мнение, а именно Ламотта, снимет с меня этот груз. Они никогда не усомнятся в его диагнозе – он будет решающим. А это все, что мне нужно. Я был спокоен, совершенно уверен в себе.
– Прекрасно. Согласен. Я позвоню и запишусь на прием на ближайшее время. Между тем, – обратился я к Хозяйке, – поскольку вы так беспокоились об ужине Даниэля, то, надеюсь, запомните, что ему можно бульон и пюре с мясным соусом.
Она хотела было что-то сказать, но сочла за лучшее промолчать. Когда она ушла, я встал и пошел к двери. Но Кэти преградила мне путь. Румянец на ее щеках исчез. Она выглядела решительной и напряженной.
