Он был на веслах, то гребя, то дрейфуя, а мама сидела лицом к нему на корме. Когда он наклонялся вперед, чтобы сделать гребок, они так сближались, что это жалило меня. Я задыхался от ревнивой ярости, умоляя все силы света и тьмы совершить чудо, которое заставило бы этого денди, этого липового кланщика, этого производителя сигарет сделать неудачный гребок и плюхнуться в воду, где, запутавшись в лентах своей шапочки и тщетно взывая ко мне о помощи, он во всех своих украшениях пойдет на дно озера, которое, как я знал, было здесь невероятно глубоким.
Наконец они вышли на берег. Инстинктивно я пригнулся пониже, спрятавшись за краем причала. Теперь хотя я не мог их видеть, но зато все прекрасно слышал. Я слышал, как лодка воткнулась в причал, его шаги, а затем его голос, когда он помогал маме выйти из лодки:
– Вашу руку, дорогая Грейс.
Эти слова заставили меня вздрогнуть.
Затем я услышал, что шаги по камням удаляются, и счел безопасным поднять голову. Они уходили – причем мама держала его за руку и улыбалась. Я скрестил руки на груди и, застыв в драматической позе человека, которого предали, смотрел им вслед.
Вернувшись в «Ардшил», я и виду не подал, что был свидетелем маминого вероломства, – просто сохранял атмосферу стоического отчуждения и, насупившись, молчал. В результате она стала укоризненно смотреть на меня и после ужина попыталась позвать в гостиную под предлогом того, что там будут какие-то игры. Да, игры! Я отказался, сославшись на усталость, и поднялся в комнату, чтобы лечь спать, но так и лежал без сна, с мукой воссоздавая в памяти их попеременные голоса, сливающиеся в очередном ненавистном дуэте. Когда она, довольно поздно, вернулась, я закрыл глаза и сделал вид, что сплю.
Утро выдалось ясным и солнечным. Мама, чувствовавшая за собой легкую вину и желавшая исправить положение, была сама любовь и свет. После завтрака она вышла, чтобы присоединиться ко мне в саду, где я уже занял стратегическую позицию возле ворот.
– Дорогой… – примирительно улыбнулась она (улыбка Иуды! – подумал я). – Мистер Соммен предложил взять нас с собой в поездку по побережью в Оникский замок. Но полагаю, вряд ли тебе интересны достопримечательности.
– Почему нет? – спросил я.
– Ну… ты такой рыбак… я думала, что ты снова захочешь пойти на свою заводь.
– Если вспомнить, что я ходил туда на прошлой неделе и ничего не поймал, тебе не кажется, что я предпочел бы осмотреть достопримечательности? Особенно, – с нажимом добавил я, – когда есть что посмотреть.
Она слегка покраснела и помолчала.
– Значит, ты… ты действительно хотел бы поехать?
– Да, – сказал я, не глядя на нее. – Решительно и определенно.
Коляска подъехала в два часа дня. Производитель сигарет, шутливо, пока мы стояли на крыльце, общавшийся со мной в своей панибратской манере, хотя я отметил, что он слегка напряжен, теперь протянул мне руку и посадил рядом с кучером, после чего сел сзади вместе с мамой. Под медленный цокот копыт мы отправились в путь. Сидя спиной к этой парочке, я не имел возможности наблюдать за ними, но, по крайней мере, я был возле них и поклялся себе, что на этот раз они от меня никуда не денутся. Больше у мамы не будет ни малейшего шанса побыть наедине с этим охмурителем.
Почти утешив себя таким образом, я даже стал получать некоторое удовольствие от поездки. Солнце сияло, небо было зеленовато-голубым, маленькие волны плескались вдоль берега. Приятно было сидеть так высоко, притом что дружелюбно настроенный кучер охотно указывал рукояткой кнута на интересные места. Если бы только этого самозванца не было с нами! Его вторжение опошляло нашу жизнь.
Как-то слишком скоро мы добрались до горной деревушки Оник и остановились возле маленькой бухты, с несколькими небольшими крутобокими одномачтовыми рыбацкими суденышками у причала. На переднем плане, высоко на скале, был замок. Когда я поднялся со своего насеста, производитель сигарет помог маме спуститься.
– Послушайте, – внезапно воскликнул он, опустив голову, – какой шикарный день для круиза!
Два мальчика-рыбака, в резиновых сапогах и шерстяных фуфайках, поднимали люгерный парус.
– Хочешь поплавать, молодой человек? – сказал Соммен, поворачиваясь ко мне. – Неплохая идея, правда?
Я подумал, что это отличная идея. Теперь им не скрыться от моего орлиного взора. Я кивнул.
– Тогда давай! – весело воскликнул он, спрыгнул к мальчикам и поговорил с ними.
Я спустился следом. Все еще оставаясь на пирсе, он помог мне осторожно перебраться на борт, и, прежде чем я собрался с мыслями и подумал о дальнейших наших действиях, он оттолкнул лодку, парус наполнился ветром, и меня понесло в море. Мама, как бы выражая нежные чувства, достала платок и помахала мне с берега – притворный жест, достойный презрения.
Я резко повернулся к старшему из мальчиков:
– Возвращайся назад. Назад, к пирсу.
Он покачал головой. «Мистиры» наняли его «для целы часс». Он поднял еще один парус, и лодка, накренившись, понеслась по волнам. Я был вне себя от ярости и бессилия – мой план рухнул. Вчера они были в лодке, а я на берегу. Теперь все было наоборот. Это был верх предательства. Рука об руку они начали подниматься по скале к замку. Да, я всегда считал, что он плут, а теперь я знал, что он еще и прохвост. Что касается мамы… ее двуличность… о боже мой, ветер выбивал слезы из моих глаз.
Более часа мы носились туда-сюда, то из бухты, то в бухту. Мои похитители практически не знали английского, их языком был гэльский, и на этом, для меня нелепом языке они постоянно переговаривались вполголоса, насмешливо переводя взгляд с меня на замок и обратно на меня. Хотя я не мог понять ни слова на их отвратительном наречии, я обливался по́том от стыда, будучи абсолютно уверенным, что они обсуждают меня, мой правильный наряд, мой мертвенно-бледный вид, говоривший, что меня укачало и вот-вот начнет выворачивать наизнанку, но прежде всего – и это было самое невыносимое – что они обсуждают, для какой мерзкой цели меня сбагрили эти «мистиры».
Наконец с берега нам помахали. Презренная пара снова появилась в поле зрения, и, бесконечно лавируя против ветра, лишь бы продлить это чистое издевательство, меня наконец привезли в бухту.
– Хорошо провел время, дружище?
– Да, спасибо. – Я без улыбки встретил его заискивающий взгляд, решив быть вежливо-официальным.
Мама, которая показалась мне порозовевшей и взволнованной, нервничала, и в глазах ее я читал, что единственное ее желание сейчас – это наладить со мной отношения.
– Не думаю, что тебе понравился бы замок, дорогой.
– Да, с чего бы он мне понравился.
– Он очень старый.
– Да, с виду старый.
– И там сыро.
– А как еще там должно быть?
– Ты не замерз на лодке?
– Ничуть, спасибо.
