Гостиница находится всего в нескольких милях от школы, и вид из окна практически тот же, что из башни 2Б. Пытаясь привести в относительный порядок платье – измятое, жесткое от морской соли, убирая со щечки Фрейи потные прядки волос, я чувствую себя пятнадцатилетней.
Хотя рядом со мной дочь – мне снова пятнадцать, я снова школьница-пансионерка. Надрываются чайки, непривычный прозрачный свет плещет из-за рамы, а напротив – кровать подружки.
Закрываю глаза, прислушиваюсь к звукам из прошлого, представляю себя прежней девчонкой – той, которую окружают три подруги, той, у которой все ошибки еще впереди.
Как славно, как хорошо!
Фрейя просыпается, хнычет. Иллюзия разбита. Мне – тридцать два, я – юрист, я – мать. И страшная правда, на время спугнутая сном, возвращается, ложится на плечи, давит.
Кейт и Люк мертвы.
С Фрейей на руках иду вниз, отчаянно зевая. Фатима и Тея сидят на застекленной террасе, смотрят на море.
Июль, но день пасмурный и промозглый, тучи того же оттенка, что пятна на хребте Верного. Сам Верный лежит у ног Теи, уткнувшись черным носом ей в ладонь. Уловив мои шаги, Верный поднимает морду. На миг собачьи глаза вспыхивают надеждой – и снова гаснут. Понятно, кого он ждет. Кейт погибла безвременно и безвинно – но разве объяснишь это псу? Я и сама только-только приблизилась к грани понимания.
– Из полиции звонили, – сообщает Фатима.
Подтягивает колени к подбородку, обхватывает руками.
– Требуют, чтобы мы явились к четырем. Надо определиться с легендой.
– Конечно.
Вздыхаю, тру глаза. Усаживаю Фрейю на пол, среди старых журналов. Фрейя тотчас дергает обложку, страница, к ее неописуемому восторгу, рвется с хрустом. Надо бы отобрать журнал – но у меня нет сил. Пусть себе забавляется.
Долго, очень долго мы молчим, наблюдая за Фрейей. Без расспросов знаю: Фатима и Тея прошлой ночью тоже пытались понять случившееся, пытались свыкнуться с бедой. Ощущение, что еще вчера я была цела и невредима – а сегодня проснулась без одной руки.
– Она нарушила правила, – выдает Тея. Голос тихий, неуверенный. – Она лгала своим. Нам. Почему она не сказала правду? Не доверяла? Думала, мы ее заложим?
– Тайна принадлежала не ей одной, – объясняю я.
А сама думаю не столько о Кейт, сколько об Оуэне. О том, как лгала ему почти десять лет, нарушая наш неписаный закон. Правильного ответа не существует, так? Можно только менять одно предательство на другое. У Кейт был выбор – сохранить тайну Люка или лгать подругам. Она предпочла ложь. Предпочла нарушить правила. Предпочла… Тут я снова пытаюсь сглотнуть ком. Кейт защищала Люка, это бесспорно. Но заодно она защищала и нас.
– Хоть режь, не понимаю! – не выдерживает Фатима, стискивает кулачки, стучит по подлокотнику кресла, обитого ситцем. – Почему Амброуз не боролся за жизнь? Ведь у него было время! Ладно, допустим, он не сразу понял, что отравлен; но записку он писал, уже зная о передозировке! Мог бы в «Скорую» позвонить. Зачем он последние минуты потратил на внушение Кейт – спасай Люка? Не лучше ли было бы позаботиться о себе самом?
– Может, понял, что спасать его некому, – говорит Тея, ерзая в кресле, пряча пальцы с обгрызенными ногтями в рукава шерстяного свитера. – На мельнице ведь не было телефона. И я что-то не припомню, чтобы Амброуз пользовался мобильником. У Кейт мобильник был, а вот его я ни разу с трубкой не видела.
– А может… – начинаю я.
Перевожу взгляд на Фрейю, мирно играющую на коврике.
– Что? – торопит Тея.
– Может, для Амброуза выжить самому было делом десятым.
Девочки молчат. Фатима кусает губу, Тея смотрит в сторону, за окно, на неспокойное море. Что, если она думает о своем собственном отце и задается вопросом: а он бы такой выбор сделал? Что-то мне подсказывает: едва ли.
Сама я думаю о Мэри Рен. О том, что она сказала мне на железнодорожном переезде. «Он бы в огонь и в воду ради детей пошел…»
А потом память подбрасывает другую фразу – и в животе начинает ныть.
– Девочки, я должна вам кое-что сообщить.
Тея вскидывает взгляд. Продолжаю:
– В такси вы спрашивали насчет овцы. Тогда я не рискнула ответить, а сейчас…
Делаю паузу, упорядочиваю мысли, подбираю слова, способные растолковать Фатиме и Тее мою убежденность, которая после разговора у железнодорожного переезда тенью пролегла в сознании.
– Так вот, насчет овцы. Мы думали на Люка – а почему? Потому что в свете известной нам информации это казалось очевидным. Сейчас я считаю, мы ошибались. Если бы правда всплыла, Люк попал бы за решетку. Иными словами, он отнюдь не был заинтересован в разоблачении. И вообще, у меня есть все основания считать, что ту ночь Люк провел в полицейском участке города Рай.
Фатима с Теей не спрашивают, ни что это за основания, ни откуда они взялись – и слава богу, потому что объясняться мне не хочется.
– Кроме того, есть еще один момент. Кейт поделилась. В этот раз, когда я одна к ней приехала.
– Давай и ты теперь делись, – бросает Тея.
– Кейт шантажировали, – прямо говорю я. – Шантаж длился много лет. И овца, и рисунки – части шантажа. Таким способом шантажист пытался вынудить Кейт брать деньги у нас, раз свои кончились.
– С ума сойти! – восклицает Фатима. Лицо на фоне темного хиджаба кажется совершенно белым. – Почему Кейт нам не говорила?
– Волновать не хотела, – мямлю я. Объяснение неубедительное: молчание Кейт никому не помогло. Если бы она хоть намекнула! – В любом случае шантажировал ее не Люк. Во-первых, шантаж – не в его духе, а во-вторых, он начался давно, когда Люк еще жил во Франции.
– Не Люк – а кто тогда? – спрашивает Тея.
– Мэри Рен.
Повисает пауза. С минуту девочки таращатся на меня, наконец Фатима кивает:
– Похоже на правду. Мэри всю жизнь Кейт ненавидела.
– А когда ты догадалась, Айса? – спрашивает Тея. – В какой момент? – Ее пальцы треплют Верного по холке, гладят собачьи уши. Дымчато-серые шерстинки цепляются за обгрызенную кутикулу.
– Когда Мэри везла меня на вокзал.
Прижимаю пальцы ко лбу, напрягаю память. Нужно вспомнить сказанное Мэри слово в слово. Голова болит, а счастливый писк Фрейи, терзающей очередной журнал, только усугубляет боль.
– Мэри вызвалась меня подвезти и по дороге обронила одну фразу. Я тогда пропустила ее слова мимо ушей. Мэри ведь рассказала еще и о связи Кейт с Люком. Шокировала меня этим. А фраза была вот какая: «У этой девчонки руки в кровище, и кровища не только овечья». Откуда Мэри могла знать про овцу?
– Марк поделился, – предполагает Фатима, но Тея качает головой:
– Кейт в полицию не звонила, или не помнишь? Правда, позвонить мог фермер…
