И все же, несмотря на лысину и тридцатилетнюю разницу в возрасте, мужчина, стоявший перед Клеопатрой в ту ночь в Александрии, когда она откинула скрывавший ее лицо край плаща, был «высокого роста, светлокожий, хорошо сложен, лицо чуть полное, глаза черные и живые»
[190]. Между ними, безусловно, возникло взаимное влечение, и, учитывая жизненный путь Цезаря, изобилующий невероятно бурными приключениями, едва ли он и она ограничились простым рукопожатием. Тщательно подготовившись к встрече, Клеопатра уже «разведала его натуру (был он сластолюбив в высшей степени и имел дело с многими разными женщинами, с кем попало)»
[191].
Помимо одной помолвки и женитьбы на Корнелии и Помпее, он потом еще состоял в браке с Кальпурнией, дочерью влиятельного и очень состоятельного Луция Кальпурния Пизона. Он также долгое время поддерживал отношения с Сервилией, матерью молодого и пламенного республиканца Брута, и вообще «на любовные утехи он, по общему мнению, был падок и расточителен. Он был любовником многих знатных женщин — в том числе Постумии, жены Сервия Сульпиция, Лоллии, жены Авла Габиния, Тертуллы, жены Марка Красса, и даже Муции, жены Гнея Помпея»
[192]. Жены его ближайших коллег служили ценным источником информации для него. Он развелся со своей второй женой Помпеей из-за того, что у нее якобы был любовник. Его попытка проникнуть в дом Цезаря, переодевшись женщиной, вызвала такой скандал, что, по словам Цезаря, ему ничего не оставалось, как расторгнуть брак, потому что на жену Цезаря «не должна падать даже тень подозрения»
[193].
Сам не связанный подобными условностями, Цезарь, как говорили, имел детей даже в Галлии. Его солдаты так гордились репутацией своего предводителя, что, когда возвращались в Рим, маршировали под мелодию любимой песенки:
Прячьте жен: ведем мы в город лысого развратника.
Деньги, занятые в Риме, проблудил ты в Галлии
[194].
В Испании он познакомился со многими местными женщинами в компании своего начальника штаба, такого же женолюба, как и он сам. Ходили упорные слухи, что Цезарь, когда находился в Вифинии, даже имел интимную связь с ее царем Никомедом. Цицерон цинично поведал, «как царские служители отвели Цезаря в опочивальню, как он в пурпурном одеянии возлег на золотом ложе и как растлен был в Вифинии цвет юности этого потомка Венеры»
[195]. Его легионеры изрядно позабавились по этому поводу, как и молодой поэт Катулл, который, как писал историк Майкл Грант, назвал Цезаря «Ромулом, любящим мужчин», за что по настоянию отца ему пришлось извиняться.
И все же несмотря на то, что Цезарь приобрел репутацию «мужа всех жен и жены всех мужей»
[196], большинство римлян, наверное, хорошо запомнили, как был соблазнен их замечательный полководец. Утверждая, что Клеопатра «тайно от цезарских глаз пробралась во дворец Эмафий-ский; это Египта позор, <…> Рима распутная смерть»
[197], они упускали из виду тот факт, что она просто вернулась к себе домой. Раздувая тему «развратной царицы», они отзывались о ней как о «женщине, состарившейся среди своих рабов»
[198], говорили, что «она была так развратна, что часто проституировала, и обладала такой красотой, что многие мужчины своей смертью платили за обладание ею в течение одной ночи»
[199]. Не желая проходить мимо столь сенсационных фактов, современные историки продолжают утверждать, что Клеопатра «обладала даром гетеры и мастерски пользовалась им»
[200].
Хотя замечание историка Б. Уоттерсона в его книге «Дом Гора в Эдфу», что Клеопатра «хотела, торгуя своим телом, добиться политических целей», совершенно несправедливо в отношении Цезаря или любого другого лидера, политические вопросы матримониального содержания, конечно, стояли на повестке дня в ту ночь. Вполне возможно, что Цезарь хотел последовать примеру своего предка, троянского Энея, родоначальника Рима, чей бурный роман с Дидоной, основательницей Карфагена, привел к союзу, основанному на соединении сердец. Его, бесспорно, влекло к Клеопатре то обстоятельство, что она была одной из немногих оставшихся в живых потомков Александра Великого
[201]. Как выдающийся филалександротат, «возлюбивший Александра», Цезарь, несомненно, строил планы в отношении не менее притягательного потомка своего героя. Поскольку тема будущих династий вполне могла возникнуть в ходе разговора Цезаря и Клеопатры с глазу на глаз, их тянуло друг к другу в силу случайно сложившихся обстоятельств, и они, изолированные во дворце от внешнего мира, за одну ночь стали самыми близкими союзниками.
Убедившись во всех способностях и достоинствах Клеопатры, Цезарь отменил все распоряжения Помпея о ее отстранении от трона, и до наступления утра она была полностью восстановлена в своих правах. Поскольку Цезарь сам заявляет, что он «всячески старался в качестве общего друга и посредника уладить спор между царем и царицей»
[202], многие историки сомневаются, что у него была романтическая привязанность к ней. Для доказательства они ссылаются на то, что он редко упоминает ее в своих записках — только два раза по имени, и то в третьем лице. Но в этом случае игнорируется другой факт: Цезарь всегда писал от третьего лица и в таком же объективном стиле. Поскольку все им написанное служило пропагандистским целям, сентиментальная проза была бы совершенно неуместной, и он никогда не предавался эмоциям в своем труде.
Поэтому о чувствах Цезаря к Клеопатре следует судить по его действиям, а они говорят о многом. Прекрасно зная, что александрийцы не хотят ее возвращения, поскольку Потин настроил их на этот лад, а силы Птолемея XIII, превосходящие римские, только придали им уверенности, Цезарь пошел на большой риск, вернув ей трон. Когда на следующее утро ее брат явился к Цезарю во дворец и увидел свою презренную сестру в обществе римлянина, то пришел в такую ярость, что выбежал из дворца, сорвал с головы диадему и швырнул на пол. Подстрекаемый Потином, фараон кричал, что его предали, и взбудоражил предсказуемых александрийцев, которые снова настроились штурмовать дворец.
