Хотя Клеопатра пощадила верховного жреца храма, воздававшего Арсиное царские почести, Антоний приказал казнить Серапиона и самозванца, выдававшего себя за воскресшего Птолемея XIII, в действительности утонувшего в Ниле. Сейчас, когда все соперники Клеопатры и претенденты на египетский трон были ликвидированы, а ее позиции закреплены печатью одобрения со стороны Рима, Антоний пожаловал ей римскую Киликию, сделав подарок, не уступавший подаренному ей Цезарем Кипру. Добившись всего, чего хотела, и даже большего, ликующая Клеопатра объявила, что возвращается домой, и пригласила Антония к себе в гости.
Подавив восстание в Сирии в конце 41 года до н. э., он прибыл в Александрию, город, где ему довелось побывать за четырнадцать лет до этого, когда римляне силой вернули трон Авлету. Горожане были рады его возвращению, как и Клеопатра, которая «оказала ему великолепный прием. <…> Выходил из дому Антоний только в храмы и гимнасии или для беседы с учеными; время проводил с греками и Клеопатрой, которой, несомненно, он главным образом и посвящал все свое время»
[440].
В ту зиму из-за сильных штормов корабли не выходили в открытое море, и военную кампанию пришлось отложить. Антоний остался в Александрии и проводил время, как в Афинах, на положении частного лица. Он ходил в греческой одежде, поддерживал физическую форму, и Клеопатра «бывала в числе зрителей, когда он упражнялся с оружием»
[441]. Он брал ее на охоту, бывшую любимым времяпрепровождением коронованных особ, и даже они вместе ловили рыбу. Как-то раз «он велел рыбакам незаметно подплывать под водою и насаживать добычу ему на крючок и так вытащил две или три рыбы. Египтянка разгадала его хитрость, но прикинулась изумленной, рассказывала об этом замечательном лове друзьям и приглашала их поглядеть, что будет на другой день. Назавтра лодки были полны народу, Антоний закинул лесу, и тут Клеопатра велела одному из своих людей нырнуть и, упредивши рыбаков Антония, потихоньку насадить на крючок понтийскую вяленую рыбу. В уверенности, что снасть не пуста, Антоний вытянул лесу и под общий хохот, которым, как и следовало ожидать, встретили «добычу» все присутствующие, Клеопатра промолвила: «Удочки, император, оставь нам, государям фаросским и канопским. Твой улов — города, цари и материки»»
[442].
Хотя с октября по март на море свирепствовали бури, не позволявшие совершать плавания, Клеопатре вменяют в вину то, что Антоний надолго задержался в Египте. Ее упрекали в том, что Антоний, «обезоруженный и околдованный Клеопатрой, не раз оставлял важнейшие дела и откладывал неотложные походы, чтобы разгуливать и развлекаться с нею на морском берегу близ Канопа или Тафосириды»
[443].
Римляне считали Каноп чем-то вроде «легкомысленного» морского курорта. В этом культовом центре Исиды и Осириса собирались огромные толпы верующих на праздник воскресения Осириса. Его культовый образ выносили из храма и на золотой барке везли в Тафосириду. После того как при Птолемеях Осирис стал Сераписом, храм в Канопе превратился в великолепный Серапейон. Как писал Страбон, «даже самые уважаемые люди верят в его целительную силу и <…> спят там»
[444], чтобы чародеи-жрецы всемогущей Исиды даровали им чудесное исцеление. Клеопатра регулярно посещала это место, облаченная как земное воплощение Исиды. В Канопе также находилось святилище Геракла, куда приходил Антоний, одетый как его божественный предок и выглядевший «подобно тому, как на картинах мы видим Омфалу, которая отбирает у Геракла палицу или сбрасывает с его плеч львиную шкуру»
[445], прежде чем предложить ему предметы женского туалета.
В Риме на него обрушились с критикой за такое поведение, а также за то, что они с Клеопатрой менялись ролями, предаваясь развлечениям или устраивая драматические представления. Антония обвинили в том, что он, «забыв свою родину, свое имя, тогу»
[446], стал «цимбалистом из Канопа, игравшим на потеху Клеопатре»
[447]. На самом деле он принимал участие в традиционных египетских мистериях и почитал своих греческих предков, за что был вознагражден Клеопатрой: она приказала изготовить его бюст из темно-зеленого египетского базальта. Бюст установили в культовом центре Канопа по случаю признания Антония воплощением Диониса-Осириса.
Большую часть зимы Антоний и Клеопатра провели в Александрии. Любители драматических постановок, они часто посещали самый большой в городе театр, сообщавшийся с дворцом крытой галереей, которая проходила вдоль дворцовых садов и рядом с борцовской ареной. В честь Осириса, отождествлявшегося с Дионисом, в храмах устраивались драматические представления. Постановки на сюжеты египетских мифов, как и греческие комедии, исполняли вне храмов актеры в масках, пользовавшиеся популярностью у александрийцев за острый язык и грубоватые шутки.
Даже сами египетские монархи принимали участие в театральных постановках от селевкидского Антиоха IV, который сбрасывал одежду и плясал, до Авлета, обожавших костюмированные представления. У Антония и Клеопатры были танцоры, такие как Хелидон, прозванный римлянами «исполнителем непристойных танцев». Их еще больше шокировало то, что друг Антония, Луций Мунаций Планк, наместник Рима в Сирии, «во время пиров <…> красился в синий цвет, обнажался, увенчивал голову тростником, волочил хвост и прыгал на коленях»
[448].
Наслаждаясь жизнью в замкнутом мире дворца, Антоний и Клеопатра также проводили время во дворце на острове Антиродос, названном так, потому что по очертаниям он имел сходство с большим греческим островом, где Антоний получал образование. Это было идеальное место уединения с частной пристанью рядом с дворцом, построенным ранними Птолемеями и, весьма вероятно, перестроенным самой Клеопатрой. На основании из известняка площадью пять с половиной тысяч квадратных метров возвышался дворец из красного гранита, кварцита и базальта. Колонны чередовались со статуями монархов и богов, в числе которых находились и мраморная скульптура обнаженного Тота-Гермеса с накидкой, переброшенной через плечо, гранитная фигура Клеопатры высотой пятнадцать футов и Цезариона, а также гранитные и диоритовые сфинксы с лицом Авлета.
