И Николай, и Александр сумели поддерживать традиции упреждающей папской власти Льва, в частности в сфере рассылки назначенных папой судей, так называемых легатов, с целью отстаивать голос Рима где только возможно. Во время правления Николая Петр Дамиан и будущий папа Александр II (тогда еще епископ Луккский) заставили церковь Милана более или менее подчинить свою практику назначений на церковные должности (которая, по обычаю, включала значительные денежные выплаты) требованиям программы реформ. Это означало официальное принятие архиепископом папской власти, а он являлся одним из тех участников большого собора (проведен Николаем в 1059 г.), которые присутствовали на нем с неохотой. Аналогичным образом при Александре Петр Дамиан снова был послан рассудить спор между монахами Клюни и епископом Маконским, в епархии которого находился монастырь. Клюни, как мы уже видели, уже давно получил хартии о воображаемой защите со стороны Рима, но на этот раз римская ось имела реальное значение. Петр созвал собор в Шалон-сюр-Сон, который постановил, что монастырь должен получить полную независимость от епископа, которому он больше не должен платить ни какие-либо сборы, ни пошлины. Александр разослал других своих легатов: в Англию в 1070 г. – по приглашению Вильгельма Завоевателя (поход которого он благословил в 1066 г.), чтобы помочь разобраться в путанице, которую представляла собой англосаксонская церковь; и на север, в империю, чтобы рассудить ссору между епископами Бамбергским и Констанцским и в конечном счете уговорить Генриха IV не разводиться со своей женой Бертой
[325].
Сам Александр – не северянин, но его программа и взгляды были сформированы чередой пап римских, родившихся на севере Европы, которых ввел в должность Генрих III и которые находились у власти в течение двадцати лет непрекращающейся революции. К ее концу характер и установленный порядок ведения дел на папской должности изменились до неузнаваемости. В третьей четверти XI в. перешедшая к реформаторам с севера папская власть была создана заново и стала действующим источником, который энергетически подпитывал программу реформ для латинского христианского мира в целом. Она также освободилась от зависимости от союза с империей, который представлял собой неудовлетворительный путь, благодаря которому некоторые папы в прошлом сумели временно добиться заметного положения и утвердили главенство папской власти явно вслед за «Константиновым даром», пусть на тот момент и в состоянии ссоры с Константинополем. Один из наименее прославленных пап в этой группе (потому что он вскоре умер) Климент II придумал особый термин papatus – папская власть – для определения создаваемого нового общественного института. Придуманный по образцу episcopatus, термин должен был сигнализировать и о том, что папа занимает в иерархии самое верхнее положение, выше положения любого епископа. К моменту смерти Александра мы видим такую власть пап, которая пытается действовать как глава западного христианского мира.
Наверное, самым удивительным моментом рассказа о развитии папской власти в эпоху Каролингов и после нее является то, что она вовсе не являлась продуктом амбиций, присущих самой римской церкви. Скорее, ее создали в ответ на потребительский спрос путем реформирования церковнослужителей, родившихся в тех местах, которые древние римляне сочли бы совершенно варварскими. В середине XI в. северные варвары хлынули в Рим и начали строить новую церковную Римскую империю. Они действовали более чем обдуманно. Как выразился Петр Дамиан:
«Теперь римская церковь – папская епархия должна копировать древний суд римлян. Как и в старые времена земной сенат стремился подчинить все множество народов Римской империи, так и теперь священники папской епархии, духовные сенаторы всемирной церкви, должны посредством своих законов единственной своей задачей сделать подчинение рода человеческого Богу – истинному императору»
[326].
Но в 1173 г. эта новая Римская империя только создавалась. Реформированная папская власть имела в своем распоряжении лишь весьма ограниченные рычаги воздействия, когда стремилась расширить свои границы. Ее реальная способность вмешиваться в дела церкви все еще во многом ограничивалась теми моментами, когда ее участие приветствовалось, или местами, где не было сильной центральной власти. Там, где имелись могущественные короли или императоры, область ее влияния оставалась сильно ограниченной, а эти люди по-прежнему придерживались старого постулата – их тоже назначил Бог. Установление каких-то реальных рычагов власти, которые можно было активно использовать для осуществления своих собственных планов, а не просто для какого-то ответа, где только можно, на требования других, стало последним препятствием на пути папской власти к новой Римской империи. Эта проблема решалась только при заимствовании одного из ключевых механизмов, посредством которых старые римские императоры управляли самым большим и долговечным государством, которое когда-либо знала Западная Евразия.
Гармония противоречивых канонов
Беглый взгляд на период после смерти Александра II мог бы заставить вас подумать, что традиционный метод, использовавшийся римлянами для доведения до совершенства папской империи, – это прямое запугивание. Это, безусловно, было надежным оружием в руках основателей Первой Римской империи, даже если позже готовность завоеванных провинциальных элит принимать римские ценности и преобразовала ее структуру (начиная со II в. и далее) в гораздо более согласованное предприятие. Преемником Александра стал Григорий VII (1073–1085), тот самый Гильдебранд, который изначально входил в окружение Иоанна Грациана. Григорий знаменит тем, что пустил реформированную папскую власть по новому пути – прямой конфронтации с империей Генриха IV по вопросу симонии – политики, обладавшей коварством атаки кавалерийской бригады в сражении при Балаклаве.
В каком-то смысле я оказываю Григорию плохую услугу. Понимая, что эта проблема существует в большинстве других западноевропейских государств того времени, он был достаточно здравомыслящим, чтобы осознавать: ее невозможно решить везде одновременно, так что королей Англии и Франции он оставил в покое. Григорий также пытался прибегать к убеждению на протяжении первых полутора лет своего правления. Но когда это ни к чему не привело, он объявил о смене тактики под громкие фанфары в январе 1075 г. в форме папского письма, которое получило широкое распространение при королевских дворах и основных церковных институтах Западной Европы:
«Я едва могу найти епископов, которые подчиняются закону либо в своем назначении, либо своим образом жизни и правят христианами в любви к Христу, а не ради мирских амбиций. Среди мирских правителей я не знаю ни одного, который ставит почитание Бога выше своей собственной славы, а праведность – выше выгоды… Так как нет правителя, которого волнуют такие вещи, мы должны защищать жизни верующих людей».
