Это стало большим достижением, если учитывать происхождение его армии, и, оперируя категориями раннего Средневековья, отмечу, что групповая идентичность созданной им армии была чрезвычайно прочной. Безусловно, не каждый в одинаковой степени испытывал лояльность к своему лидеру. Руги, как мы уже видели, быстро переходили на другую сторону в начале завоевания, но они на тот момент очень недавно присоединились к готам, лишь в 487–488 гг. Аналогично, когда армии Восточной Римской империи вошли в Италию в 530-х гг. – это было поколение, следующее после смерти короля, – некоторые части вооруженных сил готов сдались немедленно
[93]. Но это сделало фактически лишь небольшое меньшинство, а, как мы увидим в главе 4, с огромным большинством потомков тех, кого Теодорих привел в Италию, пришлось сражаться до последнего более двадцати пяти лет, прежде чем идентичность этой группы распалась. Данная идентичность не являлась древней; впервые она была создана при жизни Теодориха и не считалась эфемерной. Опыт совместного ведения военных действий и узы общей борьбы сначала с Зеноном, а затем с Одоакром возымели огромное преобразующее действие. Думаю, что прежде всего во главу угла надо поставить распределение материальных ценностей, последовавшее за завоеванием Италии и давшее первоначальным бойцам армии и их потомкам общий и весьма мощный интерес к защите новых привилегий, выпавших на их долю. Результатом была, безусловно, новая групповая идентичность для большей части армии, которая оказалась настолько прочной, что потребовались двадцать лет вооруженной борьбы, чтобы ее разрушить.
Даже если эта армия была сама по себе недостаточной политической опорой для утверждения империи в после-римском мире, ее сущностный характер объясняет, почему к концу V в. Римская империя в Западной Европе перестала существовать. Когда она впервые появилась, самые крупные политические структуры, с которыми она столкнулась, – в центральной части региона правили германцы, – были временными военными альянсами, состоявшими из большого числа отдельных групп, собранных вместе для немедленных наступательных или оборонительных действий. Самое большее, такие структуры обладали достаточной стойкостью, чтобы завоевать одну большую победу, вроде той, которую одержал Арминий над легионами Вара в Тевтобургском лесу, но это было очень редкое явление, и через несколько лет после такого успеха победоносный союз уже перестал существовать. Теодорих, напротив, сумел создать чрезвычайно большое войско, объединив всего две основные составные части – паннонийских и фракийских готов. Это была более простая политическая структура, включавшая множество менее ключевых лиц, принимавших решения. Прибавьте к этой ситуации общие узы, возникшие как результат серьезных и в конечном счете успешных совместных военных действий, плюс совместную заинтересованность в удержании контроля за наградным комплектом, который Теодорих пробил для них после завоевания Италии, и вы поймете, почему большинство его войска даже во втором и третьем поколении оказалось таким стойким перед лицом вторжения в Италию Восточной Римской империи.
Все воинские части, созданные государствами-преемниками Западной Римской империи, были, подобно готам Теодориха, новыми формированиями, собранными почти на ходу. Но это не сделало их групповую идентичность более эфемерной, чем у итальянских готов. Все эти группы, вроде вестготов, вандалов и, в конечном счете, франков, прошли через схожий опыт и вышли из него во многом так же. Выкованные в горячем огне конкуренции, они оказались на римской земле, сначала чтобы выжить, стоя перед перспективой контрудара римлян, но затем все больше – видя ослабление центральной империи – чтобы получить еще больший кусок старой римской налоговой базы. Уже и так довольно крупные основные подразделения, из которых они вышли, разрослись еще больше и стали еще более крепкими. Контраст с группами германцев в I в. до н. э. не мог быть разительнее. Долгосрочная трансформация создала строительные блоки для поистине больших и устойчивых военных формирований, способных отсекать куски римской территории, когда они были вынуждены вступить в этот жизненно важный окончательный процесс политической консолидации. И как только они начали делать это, римская власть в центре быстро обнаружила, что и налоговая база, и армии, которые она обеспечивала, постепенно исчезают. Даже крупнейший союз германцев времен римской экспансии не смог выдержать мощь римской империи, а тот факт, что в течение V в. несколько групп такого рода свободно находились на римской земле, объясняет, почему центральные власти империи сочли невозможным поддерживать и дальше ее структурную целостность
[94].
Но если новый численный состав и долговечность групп германцев, которых можно было собрать воедино на римской земле в V в., объясняют разрушение той военной границы, сделавшей в свое время возможным образование империи, то новые группы тоже оказались достаточно сильны, в основном чтобы отбиваться от внимания одной группы к другой. За исключением неожиданного успеха Теодориха в 511 г., ни одно государство – преемник Западной Римской империи в VI в. не располагало достаточно большой и гибкой военной силой, чтобы построить государство, обладавшее длительной жизнестойкостью, которое было бы поистине имперским по масштабу. Теодорих смог навести страх на королевства бургундов и вандалов на пике своей карьеры и временно расширить свою непосредственную власть, распространив ее на вестготов, когда их королевство было ослаблено после разгрома. Но ни королевство Теодориха, ни его соперников – все они в равной степени были рождены в условиях высокой конкуренции V в. – не имели необходимой военной силы, чтобы окончательно поглотить достаточное количество своих соседей и построить что-то, что действительно выглядело бы как реставрация Рима на долгие времена. Поэтому неудивительно, что вторая серьезная попытка заново установить империю в Западной Европе была предпринята с территорий, находившихся за пределами старой Западной Римской империи. Ее источником являлась Восточная Римская империя, значительно превосходившая по своим ресурсам любое западно-римское государство. Эта мощь там была всегда, но на протяжении двух политических поколений после поражения ее огромной армады в 468 г. – последней серьезной попытки поддержать существование Западной империи – Константинополь ограничил свои вторжения в Западное Средиземноморье тщательно нацеленным дипломатическим вмешательством, вроде того, которое причиняло так много беспокойства Теодориху в последние годы его жизни. Ответ на вопрос, как и почему все изменилось, приводит нас к императору Юстиниану.
