Однако, в сущности, чью точку зрения должны выбрать мы, давая такие оценки? Настоящая проблема с вопросами типа «Была ли политика западной экспансии Юстиниана хорошей?» (варианты которых можно увидеть во многих университетских экзаменационных работах) состоит в том, что если ответ – «хорошая», то с чьей точки зрения? В эпоху национализма в западной историографии имелась тенденция рассматривать государство как «хорошее», а о достижениях обычно судили по тому, как они влияли на процветание (или как-то иначе) центров политической власти. Но это только одна возможная точка зрения, и важно попытаться отдать должное каждому, вовлеченному в торнадо завоевания, которое начал Юстиниан.
Для многих людей, имевших к нему отношение, опыт войны был разрушительным. В частности, две войны уничтожили политические элиты вандалов – аланов и готов, которые были основой двух государств в Северной Африке и Италии. В некоторых недавно написанных работах просматривается сильная тенденция недооценивать реальность этих объединений в связи с тем, что это не были единые, связанные общей культурой народы, придуманные учеными, работающими в эпоху национализма. Вместо этого предлагается считать, что они являлись свободными группами людей, которые могли в любую минуту появляться и исчезать, при этом их политическое уничтожение, разумеется, не вызывало каких-то крупных людских потерь. Но как мы уже видели, в то время как эти субъекты, безусловно, не были древними «народами», минималистский взгляд на их историческую значимость фактически основывается лишь на полупонимании того, как работают групповые идентичности. Да, некоторые люди могут – и делают это – изменить групповую идентичность, и один важный ингредиент идентичности находится главным образом в голове: идентичность, которой, как вы сами считаете, вы обладаете. Но собственная оценка человеком того, что кроется в его голове, должна быть признана более многочисленной группой людей – то, что таится в вашей голове, есть своего рода притязание, которое может или не может быть признано группой, частью которой вы хотите являться, и групповые нормы меняются во времени и пространстве. Некоторые группы предлагают относительно жесткие нормы людям, которые желают быть или являются их частью, и поэтому их существование более прочно; другие же этого не делают. Поэтому, чтобы перейти от старого представления об абсолютной устойчивости к новому видению полной подвижности, нужно перейти от одного чрезмерного упрощения к другому.
И вандалы, и аланы, существование которых закончилось в Северной Африке, и готы Теодориха были явно новыми союзами иногда очень разных по культуре групп (вандалы были германцами – земледельцами, а аланы – говорящими на иранском языке кочевниками), возникших в V в. Но это не означает, что эти союзы не имели реальной групповой идентичности. Коалиция вандалов – аланов была выкована в горниле войны с Западной Римской империей. Готы Теодориха аналогичным образом сплотились, как мы видели в главе 1, в результате борьбы сначала с другими преемниками империи Аттилы, а затем – борьбы на римских Балканах. Социологи подтверждают то, на что в любом случае наводит интуиция: этот конфликт и необходимость пережить его – одна решающая форма общественной консолидирующей силы, и эти группы воспользовались ею на всю катушку. Их поселения в Северной Африке и Италии затем создали другую форму. Самой важной политической задачей Теодориха после устранения Одоакра было обеспечить с экономической точки зрения своих сторонников, которые дали ему власть. Вождю вандалов – аланов Гейзериху пришлось пройти через то же самое в Северной Африке в 440-х гг. В обоих случаях распределение активов выявляло и вознаграждало ключевых военных сподвижников: им доставалось недвижимое имущество, которое наследовали их потомки в обмен на обязанность проходить военную службу. И хотя изначальные группы, безусловно, изменились в процессе колонизации, они, таким образом, продолжали существовать как вознагражденная и обладающая явными обязательствами часть всего населения двух королевств. В случае с готами мы знаем, что их сплоченность поддерживалась благодаря кучному расположению поселений и организации периодических собраний, во время которых раздавались дальнейшие награды
[155].
Именно в этом преображенном, но по-прежнему отчетливом проявлении мы затем видим вандалов – аланов и готов в военных рассказах Прокопия. И если вы отойдете от подробностей конкретных военных сражений, то увидите уничтожение различными методами этих основных групп. Война с вандалами закончилась так стремительно, что история о ней коротка. Но огромного большинства всех мужчин вандалов – аланов не было в Северной Африке ко времени завершения первоначального завоевания. Процесс в Италии шел дольше и имеет больше документальных подтверждений, но его общие очертания ясны. Среди сподвижников Теодориха имелись воины двух различных статусов, и более высокопоставленная группа играла ключевую роль в сплочении войска, которое он вел в Италию. Это была не просто небольшая группа представителей знати в позднесредневековом смысле этого слова, а, возможно, около четверти всех сподвижников – 5 тысяч человек или больше. История о византийском завоевании – это рассказ о фактическом уничтожении этой группы: некоторые сдались в плен, но гораздо большее число было убито или депортировано. Из-за современной склонности подчеркивать подвижность идентичности эти факты обычно не обсуждаются, но их много, они отчетливы и подробны. Они также прекрасно стыкуются с предыдущей историей изначального формирования этой группы и последующего расселения на территории Италии. Так как это, безусловно, были не этнические группы, нет причин отвергать ни вандалов – аланов, ни готов как совершенно призрачные группировки в человеческом понимании этого слова, и их уничтожение – буквально, ввиду такого большого числа людей, – может и должно считаться одной из издержек завоевания Юстиниана
[156].
Также, разумеется, надо учитывать весь попутный ущерб, нанесенный населению завоеванных территорий. Не нужно верить нереальной картине, нарисованной Кассиодором, – тому, что создание королевства Теодориха не повлекло за собой никаких изменений для его итало-римских подданных, – чтобы увидеть, что политическое порождение периодических войн, время от времени перемежаемых приступами интенсивного насилия, вероятно, вызвало огромные потери населения Италии. Конкретные случаи разграбления Неаполя и Милана в начале войны или – позднее – долины Тибра ярко описаны Прокопием. Кассиодор упоминает даже голод в первые годы, который, вероятно, был порожден неурядицами в снабжении армии. И через все это проходят тема войны, сосредоточенной на городах, и разрушенное сельскохозяйственное производство, отмеченное моментами социального раскола, вроде тех, когда на последних этапах войны Тотила отчаянно вооружал римских рабов. Невозможно прийти к какой-либо количественной оценке последствий войны, но совершенно ясно, что археология Италии уже выглядела иначе.
