Безусловно, она привела к политически чрезмерному налогообложению землевладельцев империи. Резкая обличительная речь Прокопия – одно указание на это, но есть и получше. Для новой власти один из самых легких способов быстро заработать политический капитал – это изменить на противоположную (полностью или частично) самую непопулярную политику своего предшественника. И после смерти Юстиниана его племянник Юстин II сразу же так и поступил в отношении политики своего дяди (или некоторых ее направлений), касавшейся налогообложения богатых
[162]. Эта политика явно была очень непопулярна, но это не обязательно является доказательством того, что она причинила серьезный ущерб структуре империи. Политически чрезмерное налогообложение наносит серьезный ущерб только тогда, когда оно заставляет влиятельных политических избирателей искать альтернативы существующему порядку; и признаков этого практически нет в годы правления Юстиниана. Например, мы не видим, чтобы римская элита в лице землевладельцев искала покровительства у персов вместо традиционно римского (хотя Прокопий умышленно представил византийского императора так, что он не лучше своего персидского аналога) ни во времена Юстиниана, ни сразу же после него. Поэтому трудно утверждать, что повышение императором налогов нанесло серьезный ущерб структуре государства на долгосрочную перспективу, более вероятно, что это просто раздражало уже богатых людей.
Решение вопроса о том, были ли налоги Юстиниана на востоке чрезмерными в экономическом отношении, сильно осложняет тот факт, что в годы его правления произошла мощная вспышка чумы, затронувшая все Средиземноморье. В 541 г. чума переместилась на побережье Красного моря, через Египет в Александрию, которая была таким оживленным перевалочным пунктом, что из нее болезнь быстро распространилась по остальной территории империи и даже за ее пределами, достигнув Константинополя к весне 542 г., а городов в Сирии, Палестине и Африке – к концу года. К 543 г. она охватила Армению, Италию и Галлию, прежде чем, в конце концов, добралась до Британских островов. Известная как Юстинианова чума болезнь заняла свое место рядом с черной смертью и такой же вспышкой в конце XIX в. как одна из трех масштабных пандемий, случившихся в истории человечества. Но дебаты ведутся по каждому ее аспекту, в особенности о ее причине. В конце 530-х гг. имела место крайняя климатическая нестабильность на всем протяжении Евразии, включая ситуацию 536–537 гг., когда солнечные лучи частично задерживались тяжелыми частицами в атмосфере и температура воздуха понизилась во всем мире (это во многом подтверждают образцы сердцевины блоков арктического льда). Такая завеса, вероятно, была вызвана сильным вулканическим извержением в Восточной Азии (хотя это точно неизвестно), и последующее изменение климата, наверное, привело к тому, что центральноафриканские грызуны – переносчики чумы стали чаще обычного встречаться в районе Красного моря – отсюда и толчок к эпидемии. Однако ясно одно, что согласно письменным документам того времени ее вспышка протекала не так, как должна протекать эпидемия бубонной чумы (со связанными с ней мутациями). Она распространялась гораздо быстрее, например, чем пандемия в конце XIX в., несмотря на более медленные контакты и средства связи.
Существуют также широкие разногласия в отношении последствий эпидемии. Рассказы современников говорят о том, что она убила массу народа, по-видимому, в равной степени и городского, и сельского. Но по-прежнему дискутируется вопрос: была ли смертность на том же уровне, что и от черной смерти в XVI в., когда ее жертвами стало значительно больше трети населения в охваченных ею районах Западной Европы. Те, кто стремится видеть в чуме величайший кризис, попытались увидеть в некоторых явных археологических находках признаки экономического упадка на землях Восточной Римской империи и датировать их приблизительно 550 г. Но по результатам самых недавних исследований этих данных спор оказался, в общем, безуспешным. Фактически и города, и сельская местность Византийской империи демонстрируют в конце VI в. признаки продолжительного благоденствия, и нет вообще никаких доказательств какого-то крупного экономического спада. Как мы увидим далее в этой главе, есть также очень хорошее и совершенно другое объяснение явного упадка, который следует после 600 г. Чума была, безусловно, ужасной и унесла жизни многих людей, но нет доказательств того, что она привела к какой-то всеобщей или структурно серьезной экономической дезорганизации
[163].
Надеюсь, ясно, что я не сомневаюсь в том, что войны Юстиниана представляли собой цепочку ужасных событий для очень большой части населения Средиземноморья. Они, безусловно, породили более высокий налоговый спрос с византийского населения – с землевладельцев (к которым я, в общем, испытываю гораздо меньше сочувствия) и в равной степени крестьян. Многие солдаты армий Восточной Римской империи, вандалов – аланов и готов погибали мучительной, жестокой смертью. И благодаря сопутствующему ущербу и последующей нестабильности простые люди из числа провинциального населения Северной Африки и Италии – их было десятки тысяч, а быть может, и больше – потеряли свое имущество, средства к существованию на будущее и просто жизнь. И все для того, чтобы удовлетворить требования тирана-самодержца, который начал эту политику, отчаянно пытаясь вернуть себе утраченный политический капитал, а затем опьянился вкусом, очевидно, легкой победы. Для большого числа территорий войны Юстиниана стали абсолютной катастрофой, и это, наверное, вывод, который нуждается в акценте больше, чем любой другой. История слишком часто была виновной в том, что поддерживала точку зрения правителей-деспотов при описании их славных побед, тогда как нужно еще так много сказать.
Так что там, в конце концов, с войнами Юстиниана, если смотреть на них с той последней, более традиционной точки зрения – центра империи? Именно с этого ракурса, несмотря на все потери, стоили ли войны всех затрат? Для самого императора – самопровозглашенного завоевателя многих народов – нет ни малейшего сомнения, что стоили. Победа в Северной Африке дала ему все козыри и политический капитал и для восстановления репутации своей власти, и для реконструкции церемониального центра Константинополя в конце 530-х гг., и позже. Он пережил все это и умер в собственной постели в преклонном возрасте 83 лет (или около того), оставив после себя ряд памятников, которые нас все еще удивляют (храм Святой Софии поистине поразительный), а каждая его война приводила – с его точки зрения – к успешному исходу. К 565 г. в Африке сохранялся мир в течение почти двух десятков лет, на большей территории Италии – более десяти, а на Сицилии – почти тридцать. Для иллирийского авантюриста, готового сесть на корабль и бежать в тот ужасный конец недели в январе 532 г., завоевательная политика была в высшей степени успешной. Но это лишь собственная точка зрения тирана. Как насчет государства, которым он правил, Восточной Римской империи в целом?
