Самое важное, что они не имели ни законного политического права, ни административной способности систематически получать значительные доходы от налогов с сельскохозяйственной продукции своей империи – самого крупного сектора любой досовременной экономики, в которой занято более 90 процентов населения. Римский мир был поделен на административные единицы на основе городов, которые назывались civitates (единственное число – civitas) и состояли из городского центра и иногда очень большой сельской территории. В значимых civitates вели исчерпывающие записи о производительности и правах собственности, по которым высчитывался подлежащий уплате налог для окружающей их сельской местности, а чиновники, назначенные в civitates, отвечали за его сбор и передачу. Эти налоги могли взиматься в виде либо реальной продукции, либо наличными деньгами в соответствии с требованиями и распоряжениями правительства империи. Относительно большие ежегодные доходы тратились прежде всего на содержание большой профессиональной армии, состоявшей из нескольких сотен тысяч солдат. Самая точная оценка такова: около двух третей ежегодно собираемой суммы налогов тратилось на армию, а остальное отдавалось на разнообразные престижные проекты и содержание – опять-таки относительно – многочисленного центрального бюрократического аппарата, который затмевает свой аналог в период Каролингов и на много веков после них.
Эта четко выраженная, независимая система налогообложения, профессиональные армии и всеохватывающий чиновничий аппарат вкладывали в руки римских императоров чрезвычайно эффективные рычаги власти. В худшем случае, если ничего не помогало, профессиональную армию, не имевшую вассальной зависимости ни от какой местной общины, можно было направить на мятежных подданных, чтобы вынудить их оставаться верными имперской системе. Однако такой высокий уровень инакомыслия проявлялся чрезвычайно редко, потому что другие рычаги власти оказывали эффективное влияние на лояльность на местах. Необходимость инспектировать и измерять объем произведенной местной сельскохозяйственной продукции с целью эффективного налогообложения означала, что имперские чиновники появлялись на местах в большом количестве по крайней мере один раз в пятнадцать лет, когда происходила переоценка налоговых ставок. Но тот факт, что эти имперские чиновники обычно были крупными землевладельцами, часто имеющими тесные связи с местным обществом, которое они инспектировали, проливает свет на еще один важный аспект этих взаимоотношений: обширный центральный чиновничий аппарат оказывался необходимым не только для того, чтобы управлять; он также являлся машиной по распределению бенефиций. Те выгоды, которые человек получал в качестве имперского чиновника – особенно вышедшего в отставку, когда его могли позвать для того, чтобы провести переоценку налоговых ставок в своей общине, – делали чиновничью работу желанной самой по себе, и в то же время это была дорожка к политическому превосходству в той или иной местности – умным двойным ходом, который тесно привязывал крупных землевладельцев на местах к имперскому центру. Если добавить к этому факт, что правовая система империи также определяла и защищала имущественные права этих землевладельцев, то легко можно понять, почему армию редко звали, чтобы приструнить даже богатых местных землевладельцев. Империя могла слишком много предложить им в смысле защиты и наград, налагая время от времени небольшие ограничения, чтобы они оставались честными
[238].
Большинство ключевых элементов в этой уравновешивающейся системе Римской империи исчезло после ее краха. Налоговая система не пережила ее падения без потерь, особенно в районах, расположенных к северу от реки Луары, где имелись массовые поселения франков, так что все выглядит так, будто короли-Меровинги никогда не облагали своих подданных-франков налогами (в противоположность своим римским подданным). Но налоговые учетные книги время от времени упоминаются в Галлии VI в., и франкские короли регулярно боролись друг с другом за власть над конкретными civitates. А когда королевство делилось между несколькими сыновьями, этот раздел в VI в. часто был странным с географической точки зрения: участники дележа получали не только небольшие куски территории, но и группы civitates, разбросанные по всей карте (например, посмотрите на карту 13 (с. 332–333) и сравните ее с аккуратными прямыми линиями разделов в IX в. при Каролингах). Это оказывалось практичным, если отдельные civitates по-прежнему давали известный ежегодный налоговый сбор, что отвечало цели, стоявшей за географически странным разделением, – достичь необходимого баланса в ежегодных доходах, добавленных каждому участнику дележа. Но к концу правления и Меровингов, и Каролингов, за исключением, быть может, ограниченных остаточных налогов (которые полагалось платить наличными деньгами, натуральными продуктами или службой), связанных с отдельными ведомствами, римская система налогообложения перестала функционировать. Не было сделано никаких попыток систематически обложить налогом сельскохозяйственную продукцию, а административные структуры, которые делали это возможным, исчезли. Королевские доходы теперь извлекались в гораздо большей степени произвольно из землевладения, таможенных сборов и согласованного процента от судебных штрафов. Civitates повсеместно распались на большее число графств – явный признак того, что свою главную функцию по сбору налогов они утратили.
На первый взгляд, отказываться от прав на систематическое налогообложение было смешно, но существовали веские краткосрочные причины оставаться такими щедрыми. Насколько позволяет восстановление событий, три параллельных процесса делали для королей права на налогообложение привлекательными активами, которые можно раздать. Во-первых, крупномасштабное налогообложение стало гораздо менее необходимо королям государств-преемников, чем их предшественникам в Римской империи. Большую часть доходов от налогов римляне тратили на содержание профессиональной армии. Армии Меровингов (за исключением полупрофессиональной королевской гвардии) состояли из крупных и мелких землевладельцев, которых призывали на службу для ведения отдельных войн, и эта военная обязанность была одним из ключевых прав, которыми пользовался король в отношении своих подданных. Во-вторых, факты указывают на то, что экономика Запада после развала Римской империи пошла на убыль: не только уменьшилось валовое производство, но и снизились сложность и частота обмена. Это означало, что, в то время как налогообложение стало менее необходимым, налоговые сборы уменьшились в объеме и стало все труднее обращать их в полезную наличность в противоположность схеме «кило за кило» реальных продуктов питания. В-третьих, мы можем прийти к заключению, что одна часть населения королевства очень желала того, чтобы права на налогообложение могли быть дарованы. Франки – последователи Меровингов, по-видимому, изначально не платили налогов и с радостью сопротивлялись любым попыткам ввести их (в наших источниках отмечены случаи самосуда над сборщиками налогов), так как вместо этого они проходили военную службу. Но самое позднее с начала VI в. римских землевладельцев тоже систематически призывали для несения военной службы. В литературе бытует миф, что на территории Западной Европы после развала Римской империи войны вели пришлые варвары и их потомки, пока уцелевшие представители старой римской элиты с отвращением прятались в церкви. Есть известные примеры такой реакции, но есть и другие – как потомки пришлых варваров тоже быстро перебирались в церковь. И если поискать, то есть масса доказательств того, что огромное большинство уцелевших римских землевладельцев-аристократов и мелкопоместного дворянства трансформировалось не в христианское духовенство, а раннесредневековую военную элиту. Армия франков в VI в. при Меровингах создавалась с опорой на контингенты с территорий civitates до того, как те перестали существовать, и многие из них никогда в глаза не видели поселенца-франка. Эти военные отряды состояли из местных римских землевладельцев и их избранных – наиболее агрессивных – слуг.
