Поэтому с VI в. римляне воевали за своих правителей-франков наряду с потомками поселенцев-франков, но по-прежнему должны были платить налоги, тогда как их новые товарищи по оружию не делали этого. Вероятно, это быстро стало восприниматься как несправедливость, и раз так – освобождение от уплаты налогов стало предпочтительным благодеянием, которое подданные-римляне хотели получить от своих правителей – Меровингов. До нас не дошли документы, позволяющие проследить этот процесс сколько-нибудь подробно. Только некоторые давно существующие церковные институты сохранили архивы периода с начала Средних веков до недавнего времени, так что единственные сохранившиеся примеры того, как Меровинги освобождали от уплаты налогов, относятся к монастырям и епископским епархиям. Однако у меня нет сомнений в том, что отсутствие дошедших до наших дней документов об освобождений от уплаты налогов светских землевладельцев отражает тот факт, что какого-либо механизма, который мог бы сохранить такие записи, просто не было в наличии, и не более того. С течением времени монарху не оставалось другого, более простого, способа добиться политической поддержки, как даровать землевладельцу римского происхождения на первый взгляд дешевую благосклонность – небольшое освобождение от налогов. Это длилось до тех пор, пока мало-помалу вся система налогообложения не распалась. Я предполагаю, что эти послабления принимали форму разрешения уже свободному от налогов землевладельцу образовывать свою собственную административную единицу, независимую от старого округа civitas, так что это объясняет и то, как старая сеть civitas распалась на многочисленные графства, характерные для периода правления Каролингов
[239].
Это было краткосреднесрочное преобразование с серьезными последствиями на будущее. В некоторых отношениях в начале Средних веков такие изменения значительно затруднили для правителей географически протяженных государств, вроде империи Каролингов, возможность помешать местной автономии превратиться в независимость. Во-первых, местные элиты на местах теперь сами были вооружены. Это сделало гораздо более сложной (хотя, безусловно, не невозможной в отдельных случаях) задачу удержания их in extremis, чем в те времена, когда римские правители имели в своем распоряжении совершенно независимую профессиональную армию, которую можно было обратить против гражданских местных элит. Теперь вооруженные местные элиты не только могли оказать сопротивление, но и с большой степенью вероятности могли возникнуть гораздо более сложные политические проблемы при науськивании одной группы вооруженных землевладельцев на другую. Во-вторых, жемчужину в короне финансовых активов местных элит – их земельные владения – не затронули систематическим налогообложением в пользу короля, а как только система налогообложения распалась, раннесредневековые правители оказались далеко не так богаты, как их коллеги на закате Римской империи. Поэтому данные правители не только меньше нуждались в чиновничьем аппарате, но и на самом деле не могли себе позволить его иметь, что еще больше сокращало степень их влияния на местные элиты. Так как позднеримский чиновничий аппарат был нужен как для распределения бенефиций, так и управления, то с его исчезновением из арсенала правителя пропал и еще один притягательный для магнатов момент. В-третьих и не в-последних, ввиду того, что местные элиты руководили своими судами и создавали благодаря собственным вооруженным возможностям и свои правовую структуру и механизм принуждения, то центральный государственный механизм больше не являлся окончательной гарантией статуса элиты посредством защиты их имущественных прав.
По существу, в начале Средних веков появился новый «меньший» вид государственной структуры. Тогда в отсутствие профессиональной армии, управляемой из центра, масштабного и систематического налогообложения сельского хозяйства, развитого центрального чиновничьего аппарата государство поглощало гораздо меньший процент валового внутреннего продукта, чем его римский предшественник. Насколько можно судить, это не имело никакого отношения к правовой идеологии и более всего касалось пере смотра связи центр – регионы из-за того жестокого факта, что землевладельческие элиты теперь были обязаны приходить на военную службу к правителю, которая подвергала риску их собственное физическое существование. В равной степени важно, что все эти изменения (хотя я уверен, что ничего подобного никогда не планировалось) сильно затруднили правителям в эпоху раннего Средневековья возможность удерживать долгое время все вместе большие географические регионы
[240].
Было еще одно – решающее – отличие в type экономических активов, которые правитель небольшого раннесредневекового государства имел в своем распоряжении. Хотя позднеримские императоры считались землевладельцами по праву, как и их преемники – Каролинги, они извлекали основную часть своего гораздо большего общего дохода из налоговых поступлений. А налоговые поступления были возобновляемыми. Если вы потратили весь свой доход от налогов от года номер 1 в год номер 1, вы все же получили точно такой же доход за год номер 2, и так далее до бесконечности. По контрасту с этим, большая часть финансовых средств Каролингов поступала в форме установленного запаса капитальных активов, говорим ли мы о земле или разных правах, которые могут породить приток доходов (право организовывать рынок, или вершить суд, или назначать на желанную должность и т. д.). Если для того, чтобы добиться поддержки магнатов, вы раздали что-либо из этого перечня в году номер 1, то такой дар автоматически сокращал ваш доход в году номер 2. Из этого следовал тот факт, что Римская империя могла веками справляться со своими делами кое-как, каким бы беспорядочным ни был процесс престолонаследия (а зачастую он оказывался весьма беспорядочным), потому что строительство власти в римском мире не лишало империю ее центральной имущественной базы. Каролингам, с другой стороны, требовались более или менее спокойные переходы власти из рук в руки, чтобы достичь того же результата. А так как только генетическая случайность давала много спокойных переходов власти подряд, то центральная власть Каролингов или любой имперской династии в условиях раннего Средневековья ограничивалась временем, чего не наблюдалось у ее римской предшественницы.
И тем не менее уже тогда можно было построить межрегиональную власть по типу имперской. Меровинги добились ее в VI в., Каролинги – в VIII, а Оттонцы в Восточной Франкии – в X. Причины, стоявшие за этими исключительными моментами, когда существующие системные препятствия к имперской или, по крайней мере, межрегиональной власти были преодолены, позволяют нам увидеть последнюю решающую перспективу «маленького» государства в раннесредневековой Европе, что ставит в центр внимания и достижения Карла Великого, и их ограниченность.
